— А вот так, — отрубил я твердо. — Я не знаю,
что нам предстоит. Если даже набью карманы алмазами, я не смогу их продать в
деревнях, что попадутся по дороге. А таскать их с собой в надежде, что
когда-нить у меня будет свое королевство и я заведу у себя казну… нет, я так
далеко планы не строю.
Волк поинтересовался:
— Даже не заглядываете, мой лорд?
— Заглядывать заглядываю, но это называется мечтать,
грезить даже, но вовсе не строить планы. Так что поворачиваем. Эта пещера
Аладдина хороша уже тем, что нам удалось укрыться от тех гадов. Чего вам еще?
Но, думаю, пошарив по окрестностям, они уже ушли.
Волк с готовностью пошел к выходу, ворон горестно
запричитал, попробовал брать в клюв, волк сказал злорадно:
— А ты глотай, глотай!.. Пудика два наглотай, а там
наверху опорожнишься…
Я предупредил сухо:
— За собственные дурости каждый отвечает сам!.. Это к
тому, что каждый выбирается сам по себе. С грузом он или без груза.
Волк засмеялся по-волчьи, первым выбежал из сокровищницы. Мы
были уже в третьем от казны зале, когда нас догнал ворон. Он летал над головами,
без камней, и костерил за бездушность, за неуважение к красоте, к высокой
эстетической ценности, что еще малость и переползет в категорию нравственных
ценностей, обзывал нас дикарями, варварами и гуннами. Последнее включило у него
цепь ассоциаций, и еще шесть залов он называл нас татаро-монголами, обрами,
ацтеками, вандалами, вестготами и будденброками, а также скифами, сколотами и
прочими русскими, русичами и даже россиянами. Хоть москалями ни разу…
Когда поднялись из последнего зала и двигались подземным
ходом, сперва пригнувшись, потом на четвереньках, а затем и вовсе ползком, я
велел обоим заткнуться, подполз к камням, которыми закрывал дыру изнутри, меч в
руке, приложил ухо к валуну. Долгое время ничего не было слышно, потом
невдалеке прокричала чайка, ей ответила другая. Я тихонько отодвинул камень,
чайка в двух шагах, увидела меня, взмахнула крылами, исчезла с резким,
пронзительным криком
Я выдвинулся. С жадностью вдыхая свежий воздух, какой внизу,
оказывается, спертый, сказал тихо:
— Выбирайтесь. Кажется, никого…
Ворон молча взлетел в воздух, что значит, презирает нас,
волк вышел тихонько, сразу принюхался.
— Мой лорд, — шепнул он негромко, — они
совсем близко!
— С какой стороны?
— Они…
По ту сторону кустов раздался хриплый крик:
— Ворон! Это его ворон!
Две стрелы взлетели одновременно, ворон вильнул, стрелы
пролетели мимо, одна лишь слегка скользнула по перьям. Он раскаркался злобно,
сокровищ лишился, а тут еще и стреляют, как по простой вороне, но благоразумно
пошел по спирали вверх. Поглядывая одним глазом вниз, когда взлетела еще одна
стрела, вовремя взял в сторону, стрела блеснула наконечником и ушла вниз, в
кусты.
Затрещали ветви, я наконец сообразил, в какую сторону
броситься, волк не отставал, кусты распахивались, как зеленая болотная тина, мы
неслись вниз, а потом снова вверх, на долгое время стали видимыми и
беззащитными. Моя спина окаменела, все время ожидая удара длинной стрелы с
острым, как игла, наконечником из закаленной стали, но крики быстро стихли. Мы
забрались на вершинку перевала, рухнули оба с высунутыми языками, а сверху
захлопали могучие крылья.
Ворон тяжело рухнул на камень поодаль, все еще сердится,
буркнул язвительно:
— Они заметили наконец-то дверь… кто-то из вас закрыть
не соизволил!.. и все ринулись, как голодные собаки за зайцем.
Волк подумал, предположил:
— Возможно, слыхали, что где-то поблизости сокровище?
Ворон сказал горько:
— А вот теперь выйдут, шатаясь от ящиков с драгоценными
камешками… такими яркими, блестящими…
— А мы отнимем, — неожиданно сказал волк. Посмотрел
на меня за поддержкой: — Что скажете, Мой лорд?
— И ты, Брут? — спросил я горько. — Зачем
тебе эти яркие да блестящие?
— Мне камешки не нужны, — объяснил волк с
достоинством. — Я не ворона. Но как приятно одурачить существ… простите,
лорд!.. царей природы, что едва выползут, изнемогая под тяжестью, уже
неспособные сражаться. А мы их побьем и…
— …И все заберем! — каркнул ворон. — Должен
заметить, ты хоть и серый, но кое-чему у меня научился.
Я подумал, идея показалась неплохой. Не в том смысле, что
нам наверх вытащат камешки, а что можно будет избавиться от изнуряющей погони.
Если даже не дожидаться выползающих, чтобы лупить по одному, а просто подпереть
двери камнями или колом. Ведь и здесь дверь по правилам пожарной безопасности
открывается наружу.
— Лети посмотри, — попросил я ворона, — не
остался ли кто там на страже. А то подойдем и напоремся…
— Там никого, — заверил ворон, — я видел!
— А еще раз посмотреть в лом?
— Мой лорд, — ответил ворон с видом оскорбленного
достоинства, — мне почему-то кажется, что вы усомнились в моих словах?
— Что ты, что ты, — заверил я. — Просто один
древний мудрец по имени дядюшка Джо учил: доверяй, но проверяй.
— Но, мой лорд…
Волк поднялся на ноги, желтые глаза недобро блеснули:
— Мой лорд, стоит ли общаться с этим комком в перьях? Я
сбегаю туда и обратно быстрее, чем он оторвет жирный зад от этого камня.
Ворон от великого оскорбления взмахнул крыльями и чуть не
свалился на землю. Замахал крыльями. Стараясь удержать равновесие, из-за этого
настолько напомнил мне петуха, пытающегося взлететь, что я засмеялся. Волк тоже
хохотнул очень обидно, бросился в кусты, зеленые ветки сомкнулись за ним без
шума.
Мы ждали от силы четверть часа. За это время ворон не
проронил ни слова, оскорбленный и негодующий, а я слишком был занят мыслями о
загадочном Черном Мастере, он же Властелин Тьмы и все такое, чтобы выводить
пернатое из пернатой депрессии. Волк примчался запыхавшись, глаза блестят, как
плошки.
— Мой лорд, — выпалил он. — Там никого!
— Идем, — сказал я, решившись.
— До чего довела жадность, — сказал волк и
посмотрел на ворона. — Хотя бы одного оставили сторожить двери! Нет, все
ломанулись. Значит, слыхали про эту сокровищницу, только найти не могли…
Мы начали спускаться обратно по склону, ворон сказал
раздраженно:
— При чем здесь жадность? Я эстет, мадам, могли бы уже
и запомнить. А если и жадность, то лишь к искусству. К произведениям искусства.
Тебе этого не понять.
— Это почему же?
— Потому что ты — серый.
— А ты вовсе черный!
— Черный, — отпарировал ворон с достоинством, —
благородный цвет. Это цвет мудрости!..
