Не знаю, может быть, баньку в самом деле истопили, но какой
мужчина любит мыться. Я наскоро отряхнул пыль странствий, велел волку и ворону
развлекаться тут по-своему, а если жрать вот прямо щас не принесут, сделать
набег на кухню. С их носами быстро отыщут, где тут что лежит, как хорошо, так и
плохо.
— А вы, мой лорд? — спросил волк.
— В банкетный зал, — сообщил я. — Надеюсь, в
честь моего прибытия.
— Да-да, — согласился волк поспешно. — Как же
иначе!
— Вы абсолютно правы, мой лорд, — поддержал и
ворон с преувеличенной готовностью. — Кто, кроме вас…
— То-то, — сказал я сварливо. — Только не
спалите здесь все.
На этот раз провожатого не оказалось, я побрел сам, тут же
заблудился, ощутил раздражение. Они там жрут и пьют, а я ходи голодный?
* * *
Крепко сложенный мускулистый воин, обнаженный до пояса,
интересный блондин, с узким мечом в мускулистой длани, крался вдоль стены,
осторожно выглядывая в окна. За ним торопливо семенила мелкими шажками
черноволосая юная красотка с очень развитой фигурой, ну просто созданной для
утех и наслаждений. Длинные волосы черным водопадом струились по голой спине до
самых ягодиц, конечно же, оттопыренных по самое некуда.
Варвар бросил на меня настороженный взгляд, но не проявил ни
признаков враждебности, ни дружелюбия, даже не воззвал о помощи. Я понял, что
он в сингловом режиме, у него свой трудный квест, у меня свой, мы просто на
одной локации, но во всем остальном у нас все разное, у него даже как будто
графика послабее, хоть и триколорная, но разрешение не больше чем тысяча двести
восемьдесят на тысяча двадцать четыре, а у меня тысяча шестьсот, антиальястинг,
поддержка множества теней и прочие прибамбасы.
На выходе из коридора он напрягся, все мускулы вздулись, я
тоже чиста инстинктивна вздул свое мышцастое мясо и прикинул ревниво, не
уступаю ли, проводил их взглядом. Девушка послушно скользила следом, нежная и
воздушная, но торчащая крупная грудь покачивается очень весомо, ягодицы при
каждом шаге провоцирующе сдвигаются вправо-влево, а также поочередно
приподнимаются, как поршни в мощном паровом двигателе.
— Давай, выводи, — пробормотал я злорадно, —
слишком уж тут чистенькие да сытенькие буржуи. Всех баб-с украдем, а здесь все
изосрем…
В банкетном зале уже собрался народ, все одеты изысканно, в
шелк, панбархат, крепдешин, все украшено золотом и платиной, на женщинах
тяжелые ожерелья, уши оттягивают массивные серьги с бриллиантами в натуральную
величину не меньше двадцати карат, а руки не могут поднять из-за толстых, как
гайки, золотых колец.
* * *
Все рассаживались с элегантными шутками, веселые, но как-то
высокомерно веселые. Никто никому не давал пинка под зад, что как-то странно,
словно сюда еще не пришла демократия, не кидались тортами, и почему-то не
слышно подсказывающего гогота за стеной. Еще не начали веселиться, понял я,
усмотрел свободный стул возле самого большого блюда, поспешно устремился туда,
по дороге наступая дамам на шлейфы, самцам на ступни задних ног.
За столом эльфы тоже разместились по расовому признаку, то
есть через каждые трое белых сидит один черный, а бронзоволицые так и вовсе
через каждые полдюжины. То же самое с самочками, и даже во главе стола, где
сидит очень высокий и надменнолицый мужик, свита смешана в строго
политкорректной пропорции, ибо здесь власть, очень важно для соблюдения все
более шаткого равновесия.
Я жрал в три горла, всматривался в лица, очень красивые,
надменные, благородные, мудрые, величественные, тонкие, одухотворенные,
прекрасные, утонченные, изысканные, музыкальные, обладающие, ценители
прекрасного, знатоки, эстеты, эстеты со вкусом, эстеты с изысканным вкусом и
эстеты с универсальным вкусом, что это я несколько не понял, на всякий случай
решил от таких держаться подальше.
Рядом со мной вяло ковыряется в тарелке эстет с лицом,
исполненным холодной гордыни, уши и скулы высокие, нос тонкий, губы-щелочки,
глаза вытянутые к вискам, как у гейши, кожа просто вампирья, настолько белая и
чистая, а белоснежные волосы, как у поп-звезды, — до лопаток. Интересно,
когда сбросит пурпурную мантию, что за татуировка на эльфячьей коже: просто
непристойности или извращения, столь обязательные для загнивающей богемы?
* * *
После роскошного обеда я вышел, довольно покачиваясь и
взрыгивая, в коридор, повертел головой, что-то не вижу привычных комнат с
буквой М, что означает вовсе не метрополитен, или хотя бы с простонародными
двумя нулями, наконец спросил пробегающую мимо эльфину-служаночку. Та в ужасе
застыдилась, убежала. Наконец я вышел во двор и стал спрашивать эльфов-конюхов
и прочих, которые попроще. Один, самый древний, наконец понял, о чем речь,
объяснил, что я говорю о неблагородном, а здесь живут благородные.
Неблагородного в этом замке не существует.
— А вы? — спросил я с глубоким сочувствием.
Старик ответил с печалью:
— Увы… мы тоже соприкоснулись с прекрасным, и потому
вот…
— Ничего себе усваиваемость, — пробормотал
я. — С другой стороны, это и неплохо с таким метаболизмом, но все-таки это
такое удовольствие, когда срешь вволю, когда… эх!
Я не стал продолжать, потому что и лицо старика скривилось в
мучительной гримасе зависти, должно быть, пытался вспомнить, как это, да и мой
кишечник предупредил, что еще одна такая провокация, и он мне достойно ответит,
штаны мои сзади потяжелеют на полпудика, на зависть всем простолюдинам замка, воинам,
а то, возможно, и самим благородным эльфам.
— Ладно, — сказал я торопливо, — я сам не
местный, так что мне можно… на меня здешние порядки не распространяются. До
леса не добегу, тут хотя бы сад есть?
— Есть прекрасный розарий…
— Давай показуй розарий! Только быстро. Розарию тоже
нужны свежие натуральные, а не всякие там вредные нитраты да пестициды. Еще и
спасибо мне скажете… Большое!
Я умчался в сторону розария, мои ноздри уже уловили аромат
множества роз, в самом деле нежных, прекрасных, утонченных, аристократичных,
тургеневских, а когда выскочил из-за угла, открылся сад из множества клумб, все
кусты отделены друг от друга затейливыми дорожками, дабы любоваться со всех
сторон, но кусты в половину моего роста, это достаточно, достаточно…
* * *
В саду, как убедился, растут дивные цветы и ходят животные
невиданной красы. Пока я трудился под прекрасным кустом роз, я видел не только
огромных удивительных бабочек, стрекоз и дивных полупрозрачных кузнечиков,
похожих на изделия из драгоценных камней, но и муравьев, что быстро хватали
этих прекрасных и дивных, умело обрывали лапы и крылья, с торжеством волочили в
темные норы.
— Молодцы, ребята, — прошептал я. — Так им и
надо… На фиг прекрасные дворцы из хрусталя Веры Павловны… Мы с Федором
Михалычем булыжником в такой дворец…
