— Хорошо, хоть не пара недель! А то и дней.
— Память человеческая коротка. — сказал важно
ворон. — Вот я, например, все помню… Э-э… о чем это я?
Волк гулко с подвыванием захохотал, сказал мне доверительно:
— Мой лорд, на самом деле Черный Гаген сидит под
землей, как и сидел. Прошло уже девять тысяч лет, осталась еще тысяча. А
освободится скоро не Гаген, а Ульмарк…
— А это кто? — спросил я.
Покосился на ворона, тот нахохлился и сделал вид, что спит.
Волк сказал важно:
— Ульмарк был когда-то величайшим богом во Вселенной,
но миры множились, раздвигались, в каждом Ульмарк оставлял свою тень, чтобы
присматривала и мудро правила. Так шли тысячи лет, в каждом мире жизнь
развивалась по-своему. Ульмарк, навещая миры, всякий раз что-то поправлял,
перестраивал, что не нравилось его теням, уже обретшим самостоятельность. И вот
однажды они, сговорившись, не позволили ему вмешиваться в их дела…
Ему трудно было рассказывать на бегу, но старался, несся
длинными плавными прыжками, чтобы не сбивать дыхание, а я, помогая ему, сказал,
чтобы он мог взять паузу:
— Правильно! Не фиг ему лезть в дела суверенных
государств.
— Ульмарк отступил, хотя мог бы сокрушить их, ибо сила
его была велика, а мощь теней все еще слаба. Но шли тысячи лет, Ульмарк видел,
как в иных мирах вспыхивают войны, начинаются эпидемии, горят леса и гибнут
целые страны и народы, он снова вмешался, и на этот раз произошла битва с его
бывшей тенью, а теперь могучим богом
Трендом. Ульмарк легко победил, низверг в глубины, а сам
восстановил мир и тишину. Однако другие боги, убоявшись
за свою власть, объединили силы и неожиданно напали на
своего создателя. Произошла величайшая из битв, она длилась всего сто тысяч
лет, Ульмарк был побежден и отступил.
— Ура, — сказал я.
Ворон каркнул, а волк сказал строго:
— Не стоит радоваться. Пока боги ликовали по случаю
победы, Ульмарк страдал от ран и нанесенного оскорбления. Никто и никогда с ним
так не поступал, никто и никогда не осмеливался… Собравшись с силами, он снова
вызвал богов на битву, и, когда та началась, боги устрашились: некогда светлый
бог Ульмарк почернел от сжигающей его ненависти, чистые голубые глаза
побагровели, а сам он стал воплощением Зла! В этой битве боги были разгромлены,
а Ульмарк, ворвавшись в их владения, стал жечь и уничтожать их миры. И тогда
боги, не в силах это видеть, снова ударили на него с удвоенной силой, снова
битва, и на этот раз Ульмарк был побежден, скован несокрушимыми заклятиями,
низвергнут в пучины тверди.
Я кивнул:
— Что значит, нельзя доводить до такого состояния даже
интеллигента. А почему освободится вот-вот?
— Ничто не вечно, — вздохнул волк. —
Заклятия, сковавшие его члены, слабеют, магические стены истощаются, а каменная
твердь стареет и превращается в песок. Зато сам Ульмарк копит силы и злобу.
Скоро выйдет, преисполненный ненависти ко всему живому…
— Скоро, — согласился ворон.
— …но еще раньше, — сказал волк неожиданно, —
освободится, пожалуй, Ледяной Бог.
— О Господи, — сказал я.
Волк вскинул морду к звездному небу и, продолжая стелиться в
плавном беге, заговорил напевным голосом на тягучей волчьей ноте:
— Ледяной Бог, как ни странно, был рожден не в пустынях
Севера, а на Мировом Дереве. Но в отличие от других древесных богов он был
наделен страстью к дальним странствиям…
Голос его звучал сравнительно ровно, лишь возвышался чуть,
когда приходилось перепрыгивать широкую трещину, высокую корягу или
преграждающий дорогу камень, а я мерно кивал, делая вид, что слушаю очередной
вариант битвы Тьмы и Света, из накаркивания на ухо ворона уже знал, что долина,
по которой стучат копыта Рогача, называется Кровавым Полем, а до этого была
Урочищем Черных Мечей, слева от нас Холмы Пролитой Крови, а справа — озеро
Битвы Водяных Королей… И все места, через которые проезжаем, названы в честь
или память битв, сражений, войн, все они великие и величайшие, такими
представлялись современникам, не знающим, что придут потомки и сумеют пролить
еще больше крови, убить еще больше себе подобных, отсечь больше голов, сжечь
больше сел и городов, разрушить каналов, вырубить садов…
И почти под каждым камнем лежит, спит или дергается
заключенный Темный Бог, Властелин Ада, Потрясатель Миров, а то и просто гад с
труднопроизносимым именем, который одним мизинцем способен разрушить Вселенную,
если освободится… а он обязательно освободится, надо только успевать
оказываться в той точке, торопливо поражать мечом или магией этого Темного Бога
и спешить к следующей, чтобы ударить между ушей следующего, еще более темного.
Даже не под каждым камнем, это я размечтался, чтобы только
под камнями, а на каждом квадратном метре заключен в толщах земной коры
какой-нибудь злодей неслыханной мощи. Даже если этот квадратный метр приходится
на леса, болота, реки, озера и даже моря с океанами. И не просто на каждом
квадратном метре, а в несколько ярусов.
Весь небосвод на западе медленно наливается красным,
багровеет, облака сонно застыли. Я посмотрел на распухшее, как после жаркой
бани, багровое солнце, спросил ворона:
— Ну где тот твой дуб с родником?
Он каркнул с плеча:
— Мой лорд, мы ехали так быстро, что я не счел себя
вправе останавливать на ночлег, когда едва-едва миновали полдень!
— Вот свинья, — сказал волк и добавил с чувством:
— Свинья с крыльями.
— Он просто забыл, — предположил я, — куда мы
едем.
Ворон поспешно оттолкнулся от плеча, вжав меня в седло,
ударил крылом по голове и крикнул уже с высоты:
— Я щас что-нибудь подберу!
Глава 17
В полночь волк разбудил нас, под покровом темноты к нам
пытались подобраться какие-то бродяги. Несчастные пытались увести втихую Рогача,
он двоих стоптал, одного пронзил рогом, а когда мы разобрались с остальными, я
увидел, что не совсем бродяги, у бродяг такого оружия и таких доспехов не
найти, а у двоих в поясах отыскались золотые монеты и даже пара драгоценных
камешков.
Камешки я отдал ворону, сохранит лучше, чем я, прям Скупой
рыцарь, когда касается блестящих штучек, куда и мудрость девается, ну прям
влюбленный Шекспир, сразу дурак дураком.
Помародерничав всласть, волк и ворон углубились в
теоретический спор о конце света, заспорили о точной дате, а мотом и способе,
каким мир будет уничтожен. Спорили с азартом, я прислушивался недолго, какие-то
садисты, мало им геенны огненной, хлябей небесных и огня с неба, что уже
привычно нам, пережившим и потоп, и Тунгусский метеорит, и демократию, так еще
и такие страсти, что я даже не знаю, кто это все придумывал, извращенец
какой-то. И не один, это ж сколько Вселенных должно погибнуть так жутко…
