Королева зябко повела плечами:
— Это значит… что власть Хозяина Тьмы достигла уже и
сюда. Прости меня, что я накричала.
Я ответил с некоторой неловкостью:
— Пустяки. Это вы меня удивляете, Ваше Величество.
— Дуростью?
— Нет, дурость для вас норма, вы же красивая женщина,
даже очень красивая, а вот что признали свою неправоту, это ж ни в какие ворота
не лезет! У мужчин есть негласное правило: когда женщина не права, нужно у нее
попросить прощения и замолчать. А женщина права всегда, у нее есть интуиция, а
это такое поразительное чутье, которое подсказывает женщине, что она права,
независимо от того, права она или нет.
Она слушала сперва с интересом, даже с удовольствием, я же в
чем-то даже похвалил, наконец рассердилась:
— Бред какой-то!.. Когда я не права, я говорю это
сразу. Просто это бывает очень редко!
— Если женщина сердится, — сказал я кротко, —
значит, она не только не права, но и понимает это. Так что извините, Ваше
Величество, ах-ах, извините!.. Однако ночевать придется все же в открытом поле.
Она зябко передернула плечами:
— Я предпочла бы в лесу.
— Не страшно?
— Уже привыкла. Там хоть ветки вместо крыши. И деревья
как стены.
Я посмотрел на догорающий закат, сказал оптимистично:
— Скажите спасибо, что ночью не будет дождя… хотя не
уверен.
— А что, может быть дождь?
Я снова посмотрел на пылающее небо:
— Скорее ливень с градом. А град размером с кулак.
Такой полностью выбивает скот, если застанет в поле, пробивает крыши в хлеву и
все равно убивает скот, а ураган уносит мясо и кости… Впрочем, я в приметах не
Копенгаген. Я герой, а не метеобюро на палочке.
Глава 6
Заходящее солнце светило в спины, от нас протянулись тени,
длинные, как продовольственные реформы. Мы были еще в полумиле от рощи, ее я
наметил для ночлега, когда тени достигли деревьев и сунули головы в темноту. О
том, что солнце опустилось, возвестила полная тишина, дневные кузнечики
стрекотать перестали, а ночные еще не начали, одновременно на мир лег
торжественный полумрак, а в небе красиво и величаво возгорались багровые
громады облаков, целые горы, хребты с оранжевыми вершинками.
Отыскав подходящую полянку, я расседлал коней, волк сообщил,
что неподалеку стадо свиней, я поинтересовался:
— Это называется азарт?
— Мой лорд!
— Полагаешь, нам не хватит этого оленя на
четверых? — спросил я, выпустив стрелу.
Волк сказал с неудовольствием:
— Мой лорд, еду надо разнообразить. Все колдуны
рекомендуют.
Я отмахнулся:
— Но не другим же мясом? Поешь листьев, очень полезно,
кстати. Колдуны в восторге.
Он фыркнул, убежал за хворостом. Я взялся разделывать оленя,
королева разожгла огонь, ворон взлетел повыше и зорко бдил, чтобы к нам никто
не подкрался и не обидел. Когда костер разгорелся, а рядом высилась гора
хвороста, мы смаковали ритуал приготовления жареного мяса на камешках, на
прутиках, на вертеле, потом долго и смачно жевали, наслаждались ароматным
соком, дивными запахами, облизывали пальцы, сыто взрыгивали, даже королева пару
раз изволила, но мы все трое сделали вид, что не заметили, из чего я втихую
сделал вывод, что и волк где-то потерся среди интеллигентов, если вовсе не
стихийный интель, интуитивно угадывающий правила этикета.
После ужина он с чувством зевнул, получилось хорошо,
протяжно, с подвывом.
— Вот что, — предложил он, — давайте без этих
дележек, кому когда на страже. Вы, мой лорд, и вы, Ваше Величество, спите, а мы
с этим пернатым посмотрим, чтоб везде тихо… Он обещал рассказать, что подсмотрел
в монастырских кельях.
— В женских? — поинтересовался я.
— В мужских тоже бывает всякое, — сказал ворон
туманно, — монахи — народ изобретательный. Завтра вам серый перескажет,
если Ее Величество позволит.
— У нас пока что нет цензуры, — ответил я надменно. —
Я варвар, что значит — свободный!
Королева смотрела с отвращением, человек без цензуры — даже
не дикарь, а животное, но смолчала, только губки изволила поджать, а я сказал,
как подобает вождю, что строг и справедлив, но тоже близок к простому народу:
— Не разбудите лес радостным воем и счастливым
карканьем. Я тоже знаю с десяток анекдотов про монахов, как-нибудь расскажу. И
про монахинь помню.
Королева облила всех троих ледяным презрением, отвернулась.
* * *
Ночь прошла как обычно: две банды разбойников подкрадывались
в надежде увести Рогача, передрались, а последнего затоптал острыми, как у
лося, копытами сам Рогач, я зря примчался, пылая праведным гневом. Да еще ближе
к утру приходило что-то темное и мохнатое, но на страже был ворон, он рассказал
чудищу кое-что обо мне, чудище уменьшилось и умчалось на цыпочках, страшась
меня разбудить, я утром зря расспрашивал, ворон скромно умалчивал о своих
фантазиях.
После короткого завтрака двинулись дальше, волк забежал
вперед, мы услышали его предостерегающий крик:
— Ого!.. Да тут была битва!.. И немалая…
Кони выехали из рощи, королева ахнула, а кони захрапели и
попятились. На стыке леса и степи прямо от копыт в утреннем солнечном свете,
когда легкий бриз на младые перси, а теплые ласковые лучи на ланиты, — лежат
в жутких позах изрубленные тела в лужах запекшейся крови! Я подумал с
раскаянием, что можно бы объехать, но если бы я знал, с какой стороны была
ночная схватка, но главное — как иначе сумел бы молча и небрежно со всей
глубиной моей скромности показать свой героизм, бесстрашие, отвагу,
беспримерное мужество и бдительность, силу крепких мышц и длину хорошо
сбалансированного меча, свои исключительные морально-волевые качества, когда
всегда по-мужски на страже, всегда в оберегательности сирых, молодых и слабых,
всегда беря на себя основной груз по защите мира и стабильности во всем мире, а
также в отстаивании прав женщин и малых народов.
Ворон каркнул и сделал торопливый круг над павшими,
безошибочно выбрал вожака орков и плюхнулся на лобастую голову, раскроенную
мечом вместе со шлемом.
— Спасибо, мой лорд! — вскричал ликующе. —
Именно в этом месте и надо пробивать кость… Не желаете ли отведать?
Я посмотрел на королеву, покачал головой:
— Увы, я уже отягощен высшим. Даже диплом есть.
— Жаль, — буркнул ворон, он с силой запустил клюв
в глубокую расщелину. — Помню, герой Ахинеи… или Охуней… не помню, это
было при взятии Фив, вот так же раскроив череп врага, отбросил меч и с
жадностью пожирал мозг убитого!
