Он отмахнулся:
— Начинай с главного!
— Коро… гражданин Гарторикс хочет узнать, какой выкуп
желает получить хозяин замка за его похищенную дочь?
Вице-спикер подумал, снова подумал, почесался, наконец
сплюнул в мою сторону и велел одному из стражников:
— Передай копье Вислоуху, а сам сбегай в замок.
Расскажи все, с ответом жду здесь.
Страж запротестовал:
— Вислоух?.. Он его пропьет или сломает! Я лучше с
копьем…
— С копьем в замок не пустят, забыл? Ну тогда оставь
Жаболупу.
— И ему нельзя, этот сразу в карты проиграет! Можно
оставлю просто так?
— Можно! — гаркнул вице-спикер, сердясь.
А стражник не дурак, отметил я. Теперь за копьем будут
ревниво следить все, кто на стене, никто никому не даст украсть.
Долгое время ничего не происходило, Генрих ярился, хватался
за рукоять меча, клялся разнести замок по камешку за такое оскорбление, его-де
заставляют выстаивать перед воротами, как последнего нищего, королева вторила
звонким голоском, не успокаивала, дура, а только плескала в огонь бензинчика, я
места себе не находил, разрываясь между воротами и эти двумя чрезмерно
честными.
С ворот неожиданно крикнули:
— Эй, варвар!
— Здесь! — крикнул я браво, как на утренней
перекличке.
Над воротами показался все тот же вице-спикер, к его уху как
прилип стражник, что-то нашептывал. Вице-спикер посмеивался, сказал зычным
голосом, особенно внушительным с такой высокой трибуны:
— Да будет тебе известно, хлопец, что наш доблестный
хозяин, сэр Катарган, изволил взять в жены девицу по имени Амелия. Если это та,
о которой ты говоришь, то опоздал, опоздал… А теперь убирайтесь, а то придется
выходить и гонять вас, а тут такие крутые ступеньки… Да и стена высокая
чересчур.
Я перехватил королеву и сэра Генриха До того, как они ринулись
ломать ворота, ухватил их коней под уздцы и галопом заставил пронестись до
самого леса. Волк вскочил, глаза горят от любопытства, я затащил коней королевы
и Генриха вместе со всадниками на прежнее место, прокричал зло:
— Погубить все хотите? Они нам дезу подбрасывают, а вы
и ловитесь, как лохи? Вы забыли, что мы запустили воздушного наблюдателя? Все
увидит, рассмотрит, вернется и доложит. Этот ворон настолько хитрый, что и вашу
сестру и невесту постарается… да-да, постарается увидеть во всех подробностях!
Ну, пусть не во всех, это чересчур, но главное увидит. Надо только чуточку
подождать.
Генрих выхватил меч, с силой рубанул по дереву в два
обхвата. Лезвие прошло с такой легкостью, словно перерубило картонную коробку.
Дерево изящно соскользнуло, воткнулось рядом, чуть постояв, упало.
— Ждать!.. Я не могу ждать!
Я с опаской посмотрел на красиво распростертый ствол. Лезвие
оставило такую ровную полосу, какую не сумел бы никакой остро заточенный топор
умелого дровосека. Еще десяток таких ударов взбешенного рыцаря, и от рощи
ничего не останется.
— Давайте займемся приготовлением к обеду, —
предложил я. — Возможно, это наш последний обед перед боем?
Глупое предложение, но это подействовало. Вообще, чем проще
и понятнее лозунг, тем сильнее воздействует, неважно, насколько он идиотский,
вот так и побеждают на президентских и губернаторских выборах, а также в Думу и
прочие райкомы.
* * *
Верхушки деревьев окрасились в оранжевый цвет, словно
осенью, а здесь, внизу, быстро темнеет, воздух сгущается. Бледное и почти
прозрачное пламя костра налилось сочным золотом, потяжелело, легко швыряло по
сторонам все более яркие блики, а тени хоть и становятся тоже плотнее, но
пугливо уползают по ту сторону кустов.
Над головой послышалось хлопанье крыльев. Сэр Генрих вскрикнул
ликующе, я испугался, что в нетерпении подпрыгнет и схватит ворона, но рыцарь
усидел на месте, а ворон сделал красивый круг над поляной, понимает, гад, что
все глаза прикованы к нему, тянет паузу, выпендривается, наконец бухнулся на
корягу возле самого костра, оглушив нас хлопаньем крыльев. Пошел вихрь,
взлетели соринки, поднялся мусор и завертелся в недолгом смерче. Ворон важно
огляделся. После полета выглядит еще огромнее, перья встопорщены, абсолютно
черный, массивный, с огромным несокрушимым клювом, которым может пробить любые
доспехи, но предпочитает долбиться в черепах свежепавших.
Генрих вскрикнул:
— Ну?.. Какие новости?
Ворон и глазом не повел, не его вассал, поклонился мне
чуточку преувеличенно, намекая рыцарю, что дает отчет только перед сюзереном,
каркнул:
— Дорога была близкая, но проникнуть в замок оказалось
непросто…
— Рвы, — спросил Генрих быстро, — ловушки?
Ворон сказал, обращаясь ко мне:
— Что мне рвы и прочие опасности бескрылых? А вот
магией замок окружен в три стены. И даже в землю на глубину всадника на лошади.
Но полностью стены сомкнуть в купол не смогли, я отыскал там вход и проник в
замок.
— И что? — спросил Генрих, не обижаясь на полное
игнорирование его персоны. — Что с Амелией?
— Да-да, — сказал я. — Ты, конечно же,
совершил ряд достойных подвигов, устрашил всех местных ворон и даже воронов, но
удалось ли проникнуть в святая святых?..
Ворон удивился:
— На конюшню?.. Или в оружейную?
— Да на фиг мне его конюшня, — вырвалось у
меня. — Простите, Ваше Величество, это не вам. Пернатый, принцессу Амелию
видел?
Он кивнул, спросил, обращаясь в пространство:
— Здесь что, неурожай?
Королева первой поняла нехитрый намек, стала снимать с
вертела ломтики жареного мяса, спохватилась, поняв, какую дурь сморозила, самое
лучшее блюдо для ворона — поле битвы с множеством еще теплых голов для
расклевывания, однако ворон снизошел и до чисто человеческой еды, только вином
побрезговал, предпочел чистую воду из золотого кубка с сапфирами.
— Как ни странно, — заявил он, снова обращаясь
только ко мне, — но принцессу я увидел первой. Она кормила свиней…
Генрих вскрикнул страшным голосом, ухватил себя за пышные
золотые кудри и выдрал целые пряди. Из чистых синих глаз неудержимым потоком
хлынули скупые мужские слезы.
— Как?.. Она?.. Чистая и нежная?.. Ее приставили
кормить свиней?
Ворон кивнул:
— Да, кормила свиней. Надо сказать, делала с большим
удовольствием.
— Это… это поклеп! — вскрикнул Генрих, рыдая.
Опомнился, сказал торопливо: — Нет, я понимаю, она предпочла эту жалкую участь
грязным домогательствам ужасного чудовища… Она сменила королевское платье на
грязное рубище… моя прекрасная, чистая, непорочная святыня!..
