Лодку тщательно закрепляли на тросах, я смиренно ждал с
волком у ноги и вороном на плече, а меня придирчиво рассматривали двое:
маленький плюгавенький мужичок, а за ним гора из мяса и тугих мускулов, мужик
на голову выше меня, в плечах шире вдвое, с массивными длинными руками до
колен, бычьей шеей и крохотной головкой. На поясе с десяток кинжалов, а через
плечо перевязь, на которой самый широкий меч, какой я только видел.
— Это и есть тот варвар, — спросил
плюгавенький, — который отдал единорога за проезд? Помощник угодливо
кивнул:
— Да, господин капитан!.. Очень уж ему нужно.
Боцман, а за капитаном мог возвышаться только боцман,
скептически хмыкнул, капитан же спросил меня остро:
— И зачем же тебе на тот остров?
— Можно бы соврать, — ответил я, — но вы, как
вижу, пираты, а пираты, как понимаю, лучшие в мире книги в своих рюкзаках
хранят, так что мы на одной стороне, а зачем соратникам врать? На том острове
спрятана смерть Властелина Тьмы. Как только я туда доберусь, прихлопну, как
муху… Или его, что вернее.
Боцман за спиной капитана гулко хохотнул, это было похоже на
выброс лавы Везувия, однако сам капитан хранил молчание. Острые глазки буравили
меня насквозь, за глазками чувствуется острый мозг, вот такие маленькие да
плюгавенькие поневоле развивают то, что силачам без надобности, — мозги,
потому и становятся вожаками.
— Хорошо, — проговорил он после долгой
паузы. — Ты в самом деле… чокнутый. Но мы тоже не совсем правильные. Так что
в мешок и за борт, как собирались… отставим.
Боцман буркнул с неудовольствием:
— Мы что, в самом деле его повезем к тому острову?
— Повезем, — отрезал капитан таким голосом, что
великан сразу подтянулся, умолк, разве что руки не по швам. — Нам всего
лишь малый крюк в сотню миль, а доброе дело сделаем. Не бесплатно, конечно, но
сейчас и ангелы бесплатно крылом не шелохнут!
Я кивнул:
— Да, им то ладан кури, то жертвы на алтарь… Я все
понимаю. А если кто-то встретится на морской дороге, на меня тоже
рассчитывайте.
Капитан хмыкнул:
— Это я даже не ставил условием. Ты же герой?
Я расправил плечи:
— Еще какой! Освободитель!
Он хмыкнул:
— Это посмотрим, посмотрим. Но ты в любую драку
встрянешь, это как пить дать. Да и звери у тебя… я бы их в команду взял. Морды
у них самые что ни есть наши.
* * *
Корабль вышел рано утром, на палубе странно пусто, только
трое матросов, что еще в состоянии передвигаться, подтягивали канаты,
посматривали на паруса, у всех на лицах жажда поскорее убраться вниз, но на
корме за штурвалом стоит непреклонный Ирунга, помощник капитана, лицо свирепое,
глаза красные, как у разъяренного быка, темные мешки и сухость во взоре, словно
ведет корабль не по морю, а через знойную пустыню.
Я посматривал опасливо на волны, на мачты, все три отчаянно
скрипят, расшатываются, паруса напоминают очертаниями задницы снежных великанш,
ветер свистит в переплетении снастей.
— Это мы на самом полном… галопе? — спросил я, так
как не знал, как этот аллюр зовется на морском языке.
— Почти, — буркнул Ирунга.
— А не стоит ли… ну, убрать чуточку парусов?
Он пробурчал сквозь зубы:
— Зачем?
— Такой ветер… если сорвет мачту, поплывем на веслах?
Он хмыкнул:
— Да ты остряк, парень. Не боись, может быть, и не
сорвет. А если сорвет, то не в этот раз.
Я зябко передернул плечами:
— Ты умеешь успокоить.
— Да, — согласился он. — Будь я мрачным
человеком, команда бы уже разбежалась.
С полудня ветер изменился, подул сбоку, но эти жуки что-то
там сделали с канатами, паруса сильно развернулись, мы двигались по волнам в
том же направлении и почти с той же скоростью. Но теперь волны били в борт,
корабль раскачивало страшно, он уже не прыгал, как утром, носом с высокой
волны, а потом карабкаясь на следующую, а его раскачивало… даже не раскачивало,
а гадко трясло с боку на бок. У меня начало мутиться в голове, впервые ощутил
тошноту.
Следующий день проходил спокойно, корабль идет резво, без
жутких прыжков с волны на волну, красиво разрезает форштевнем ажурные, как в
мультипликации, волны, и только на четвертый день небо затянули тучи, волны
пошли огромные, как горы, но спокойные. Корабль неторопливо взбирался на такой
холм, там замирал на миг, затем стремительно соскальзывал с водяной горки.
Всякий раз сердце у меня замирало, там впереди пропасть между горами воды, и
если не удастся задрать нос…
Но корабль всякий раз начинал вползать на следующую, наконец
я просто устал бояться, не привык, а смирился, отупел, а на пятый день плавания
снова море успокоилось, волны пошли мелкие, частые, с белыми кружевами, как на
чепчиках горничных.
Я устал сидеть без дела в крохотной каюте, на палубе хоть
могу созерцать работу матросов, тоже занятие, так и созерцал, пока не услышал
вопль с клотика, это такая плетеная корзинка на верхушке самой высокой мачты:
— Змей!.. Морской Змей!
Я содрогнулся всем телом, о Морском Змее наслышаны все. Это
святых своих не помним, такая вот мы христианская страна, а Йормунганда из
Мидгарта, сына Локи, знаем все, как и всю его родню.
В километре слева по борту из волн высунулись две головы,
похожие на черепашьи, разве что размером с туши взрослых бегемотов. Шеи
приподняли их, как перископы. Я встревожено оглянулся на Ирунгу, тот с двумя
матросами быстро разворачивал нечто блестящее, еще один вертел ворот, натягивая
тетиву толщиной с тросик, которым вытягивают застрявшие автомобили. Головы
мощно вспенивали воду, похожие на глиссеры, корабль догоняют с легкостью, я с
трепетом старался представить, какие же у этих чудовищ тела, побольше нашего
корабля, и даже если не плотоядные, то могут перевернуть корабль и затопить
просто так, чтобы ничто не плавало в их водах, не охотилось, не распугивало
вкусную рыбу.
— Он что, — крикнул я, — двухголовый?
Мне никто не ответил, капитан заорал, указывая на плывущие
головы:
— Быстрее! Ирунга, целься в мужика! В мужика целься!
— Да я не разберу, — выкрикнул Ирунга. — У
меня что-то с глазами…
— Не надо было заливать вчера, идиот!.. Вон тот слева!
— Ах да, ну конечно же, который слева…
Я хотел напомнить, что Ева создана из левого ребра, так что
баба может оказаться как раз слева, но капитан, похоже, исходит из того, что
любой мужик и в любом виде старается увильнуть налево. Ирунга нажал рычаг,
тетива соскочила, раздался сухой щелчок. В ушах зазвенело, будто рядом умелый
пастух звонко ударил кнутом.