— Ты похож, — проговорил он медленно, — на
того, за голову которого объявлена награда.
— Ого, — сказал я по-прежнему дружелюбно, — и
во сколько же монет меня оценили?
Вожак ответил громко:
— В мешок золота и королевский трон!.. Ребята, это он.
А если даже и не он…
Меня осыпало морозом. Одно дело, если в самом деле какой-то
из обиженных в прошлый раз пообещал заплатить за мою жизнь пару серебряных
монет, другое… Да такой цены не может быть!
Они заехали с трех сторон, выдернули мечи. Я торопливо
потянул из ножен свой трехручный, вожак пустил коня вперед, в руке меч,
замахнулся, я парировал, с ужасом подумал про двух гадов, что заехали с боков,
нанес удар, несколько поспешный, однако длинное лезвие тяжелого меча разрубило
подставленный щит вожака. Он отшатнулся запоздало, острие разрубило щеку. Он
выронил остатки щита, взвыл, а я торопливо развернулся в седле направо. Второй
всадник с проклятиями пытался успокоить лошадь, та подпрыгивала, спасая ноги от
юркого волка.
Я успел подставить щит под удар третьего, замахнулся, тот
уклонился, но, как и вожак, недооценил длины моего меча: самый кончик ударил в
шею. Брызнула тугая красная струя, я ринулся на второго, он пригнулся в седле и
пытался достать мечом волка. Мой меч обрушился ему поперек спины, разрубил, как
мясник рубит коровью тушу, обнажились кости хребта и даже белые красиво
выгнутые ребра.
Над головами раздался радостный крик:
— Победа!.. Победа!
Я едва успел отпрянуть, заслушался, идиот, раненый вожак
превратился в берсерка, налетел, как буря, осыпал меня ударами со всех сторон,
его легкий меч рубил и крошил мой щит, как капусту, кровь из разрубленной щеки
брызгала во все стороны, я не мог отвести глаз от страшной раны: края
разошлись, обнажая зубы, руки похолодели, вот уж не думал, что не выношу вида
крови…
Мой единорог пятился, чувствовал мой страх, но едва я
взъярился на самого себя за дурацкий страх, крови испугался, тургеневец, как
меня качнуло назад, я едва не завалился на круп, это Рогач прыгнул, меня слегка
тряхнуло, а вожак вместе с конем опрокинулись в пыль.
Рогач умело сместился, подставив мне позицию для удара, я
лихо взмахнул мечом. Вожак откатился в сторону, умелый боец, вскочил на ноги,
весь в серой пыли, на лице жуткая грязевая маска из. крови и пыли, в глазах
ярость, меч в обеих руках.
Я нанес удар сверху и чуть наискось. Вожак вскинул свой меч,
парируя удар, звякнуло, мои руки тряхнуло, а в плече отозвалось болью. Под
ярким солнцем больно сверкнули обломки меча, а сверкающая полоса стали в моих
руках глубоко врубилась в плечо противника.
Он вскрикнул, глаза стали белыми от боли, прохрипел:
— Да, это о тебе говорил…
— Плакали ваши денежки, — сказал я сочувствующе.
— Нам повезло, — произнес он с трудом, — что
первыми встретили… но не повезло…
Он упал на колени, из жуткой раны брызжет кровь и торчат
срезанные кости. Из грязевой маски лица бешеной ненавистью горят глаза.
— Обман, — сказал я. — Не верю в такие большие
награды.
— Была великая клятва, — просипел он. — Ее не
нарушают…
Он завалился на спину, одну руку откинул, вторая легла вдоль
туловища, держась на одних сухожилиях и остатках кожи. Сверху прозвучало
хвастливое:
— Я одного долбанул в темя! Надеюсь, это не слишком
умалило вашу победу, мой лорд?
— Не слишком, не слишком, — ответил я,
поморщившись.
Волк сидел на заднице, язык высунул, дыхание вырывается
частое, с хрипами. По сути, он спас мою шкуру, кусая коней за ноги, из-за чего
те искатели приключений не могли никак нанести прицельный удар.
— Мой лорд, — выговорил он сквозь частое
дыхание, — тут осталась добыча…
Я посмотрел на отбежавших в сторону трех коней, на
распростертые тела, которым не повезло, сказал многозначительно:
— Всадник без лошади — уже не всадник. Лошадь же без
всадника — все еще лошадь.
— Ого, — ответил волк с уважением, — как
мудро. А что это значит?
— Что для жратвы у тебя есть зайцы, олени, кабаны,
поросята. А коней возьмем с собой. Вдруг что-то придется везти тяжелое?
Ворон прокаркал:
— Сокровища, сокровища!
— Никаких тебе пиастров, — отрезал я. — Может
быть, впереди голодный край? А я не стану просить экономическую помощь, за нее
надо платить сменой режима. А режим мне ндравится!
Но, несмотря на уверенный тон, сраженных противников
рассматривал с тревогой и опаской. Не юные искатели приключений, опытные и
зрелые ребята. Самое опасное сочетание, ибо зрелость — это когда человек прожил
достаточно, чтобы осознавать сделанные ранее дурости, но еще достаточно молод,
чтобы делать новые. Если они приняли предложение принести мою голову, то явно
награда в самом деле велика и явно же, что награду эту надеются получить. К
этому возрасту уже понимают, когда собираются кинуть, а когда в самом деле
заплатят. Но что за гад, который пообещал мешок золота и свой королевский
трон?.. Мешок золота — ладно, могу поверить, я же знаю, что мне вообще цены
нет, но… королевский трон? А сам куда уйдет?.. Если в пещеру искать истину, то
явная брехня, я слышал только про одного такого человека, да и то не очень-то
верю. Это он другим говорил, что истину ищет, а сам наверняка по борделям…
Я вздохнул, возвращаясь в реальный мир, сказал громко:
— Друзья познаются в беде, если, конечно, их удается
при этом найти. Спасибо, волк!
— А я? — донеслось из-за спины. Ворон уже уселся
на одного сраженного и с жадностью долбил глаза, опровергая ложь, что вороны
питаются мертвечиной. — Я тоже одного прямо в темя!
— И тебе спасибо, — сказал я. — Вы просто
герои. Что ты там долбишься?
— Надо успеть, — ответил ворон, — пока не
остыло, пока живое!.. Сыроедение — такая тонкая штука, что все полезное
содержится только в живом. Вы проростки еще не пробовали?
— А что это такое? — спросил я обалдело.
— Темнота… Простите, мой лорд, просто с возрастом мудрые
обычно переходят на здоровую пищу. Я еще не перешел, но уже присматриваюсь,
пробую. Вообще-то вкусно.
— А-а-а, — протянул я, — что-то и я слышал.
Ты с уринотерапии начни. Волк тебе поможет, снабдит для долгой жизни.
— Снабдю, — ответил волк с готовностью. Он
переворачивал убитых, рассматривал пояса, прорычал разочарованно: — Если и есть
у них золото, то зашито в седлах. А пояса пустые.
— Проверим, — пообещал я. — На привале.
Коней удалось поймать легко, к Рогачу все кони чувствуют
доверие, я взял их на длинный повод, ворон попытался взлететь, но только
поцарапал мне щеку жесткими перьями, заявил, что отяжелел, пока что не может,
пока не облегчится.