Волк зарычал, я сказал торопливо:
— Тебе придется это сделать.
— Зачем?
— От этого зависит, выберемся мы отсюда, — пояснил
я, — или сгинем. У тебя скорость выше?
— В начале — в полтора раза!
— А потом?
Ворон буркнул недовольно:
— Потом, конечно, у нее. Вы не видели ее крылья!
— Тогда действуй, — велел я. — Иначе мы все
здесь умрем.
Ворон каркнул недовольно:
— А нельзя ли как-то использовать нашего героя-волка?
— Было бы возможно, — ответил я с
сожалением, — уже бы сделали… И еще — постарайся не дать этой птице
разогнаться при отбытии.
Ворон потоптался на месте, повздыхал, перья топорщатся, я
предпочел думать, что от воинственного настроения, потом он отпихнулся от камня
и метнул себя в воздух. Мы с волком проводили взглядами, сомневаясь, решится ли
мудрец на такой весьма рискованный поступок. Наконец ворон превратился в точку,
а потом исчез вовсе. Я торопливо резал ремни, связывал, волк следил за небом,
предостерегающе рыкнул, мы оба легли и прикинулись мертвыми.
Из-под приспущенных век я посматривал на небо, не сразу
заметил, как одна из двигающихся по небу черточек начала увеличиваться. Волк
тихонько зарычал, я зашипел сквозь зубы, он умолк. Тень в небе все
увеличивалась, увеличивалась, это не птица, а настоящий трамваи с крыльями,
лапы толще, чем фонарные столбы.
Ворон с громким карканьем пролетел мимо скалы и спрятался
внизу. Но птица, похоже, уже не обращала на мелочь внимания, раскинула крылья
над нами с волком. Я задержал дыхание, сейчас счет идет на секунды. Скала
дрогнула под массой огромного тела, я скосил глаз, ура, все точно, с силой
потянул за ремень. Петля захлестнулась на лапе, птица с оглушительным криком
забила крыльями, тяжело оторвалась от скалы.
Нас с волком рвануло с такой силой, что я взвыл громче
волка. Ремни держат крепко, но уж слишком врезаются, я прокричал:
— Ворон!.. Ворон!.. Кончай прятаться…
Волк рыкнул:
— Трус!
— …а то на последний трамвай опоздаешь! — докричал
я.
Птица в панике месила крыльями воздух, нас едва не разрывало
на части, ускорение настолько сильное, что ветер свистит в ушах. Уже отдалился
не только утес, остров стал с овчинку, а затем и вовсе отодвинулся к краю.
Внизу на огромной высоте проплывала, как под крылом огромного воздушного
лайнера, водяная гладь.
Ворон догнал на последнем издыхании, когда уже покидали
остров, плюхнулся мне на грудь, клюв широко распахнут, я одной рукой придержал
его, чтобы не сдуло ветром, другой погрозил птице, она время от времени
посматривала злобно и опускала голову с огромным загнутым клювом. Дважды я
довольно удачно ударил, птица закричала и ускорила полет.
Запасным ремешком я привязал и ворона, предупредил:
— Кто знает, сколько мы проведем в таком вот
подвешенном состоянии!.. Хоть она и летит быстро…
— Я буду бдить первым, — вызвался волк. —
Если что, разбужу.
Свирепый ветер продувает насквозь, я подумал, что вряд ли
заснем, даже если она будет тащить нас двое или трое суток, хотя если судить по
этой скорости, то с такими крыльями любое расстояние пересечет за неполные
сутки. Усталый ворон, на чью долю выпало такое испытание, пригрелся на моей
груди и заснул. Во сне вскаркивал, дрыгал лапами, пытаясь освободиться от
веревки, царапал мне грудь сильнее, чем летающие собаки.
* * *
Вдали показалась темная полоска земли. Я встрепенулся,
получилось, почти получилось, ворон тоже радостно взвыл, и тут мудрый ворон
каркнул:
— Ну а как вниз?
— Не станет же она летать вечно? — спросил волк
резонно.
Конечно, подумал я, крылья же не на фотоэлементах, а волк
сказал саркастически:
— Да, не станет. Сейчас прет в гнездо. Там не только с
десяток голодных птенцов, каждый с буйвола, но и второй Рух… самец, как я
понимаю. А уж он сумеет защитить супругу от нахалов!
Мороз прошел по коже. От таких птиц не отбиться, как
отмахался от летающих псов. Да и то с помощью дракона. Голос дрогнул, когда я
спросил:
— Но ведь они ж чуточку понимают?..
— Вряд ли, — возразил ворон с негодованием. —
Они такие огромные!
— Это верно, — согласился я. — Сила есть —
ума не надо. Но я слышал, что, когда сила не помогает, тогда волей-неволей
пробуждаются мозги.
Внизу промелькнула береговая полоса, море осталось позади. Я
вытащил меч и, преодолевая сопротивление ветра, протянул к огромному, как
аэростат, брюху:
— Эй, давай вниз!.. Вниз, я тебе говорю!
Птица испуганно крикнула, крылья забили по воздуху чаще. Я
стиснул зубы, ткнул кончиком в брюхо. Мягкий подшерсток легко пропустил острую
сталь, птица завопила от боли, крылья ударили вразнобой, нас швыряло из стороны
в сторону.
Ворон каркнул испуганно:
— Рассчитываете, что раненная, обессилев, снизится?
— Да, — крикнул я, — это в худшем случае!
— А в лучшем?
Птица, продолжая хлопать крыльями, устремилась к земле. Я
стиснул челюсти, птаха может избавиться от нас, пролетев над лесом. Если
протащит нас над верхушками деревьев, сучья изорвут нас на клочья. В гнездо
притащит один скелет. От силы, два.
— Отпусти нас на землю! — заорал я птице. —
Вон туда, поняла? Живыми!.. И мы сразу уйдем. Ты будешь свободна…
Она все так же неслась по крутой дуге к земле, сердце
похолодело, волк напрягся, будто готовился разорвать ремни, а ворон сам
попытался развязать клювом узел.
— Опусти на землю, — прокричал я птице. —
Сядь!.. Мы тебя не тронем. Мы уйдем!
Земля стремительно приближалась, а потом, когда я уже считал
гибель неизбежной, птица растопырила крылья и пошла над землей, будто выбирая
место. Лапы ее попытались выставиться вперед, смягчая посадку и принимая на
себя вес тела, но только одна приняла нужное положение, другая висит, едва не
выдергиваясь из сустава под нашей тяжестью.
Нас тряхнуло, птица упала, не удержавшись, я мигом
перехватил ремень, она тут же оттолкнулась от земли и освобожденно взмыла. Я торопливо
перерезал ремни, волк отпрыгнул от нас, расставил все четыре лапы широко в
стороны, словно не может прийти в себя от морской болезни, шумно встряхнулся.
Ворон взлетел, сразу же сел на корягу и прокаркал:
— Об этом будут слагать песни!.. Я ведь показал себя
героем, верно?
Волк понюхал свой бок, проворчал брезгливо:
— Да, конечно… Вот на мне твоя кровь. Только почему-то
желтая. И пахнет как-то странно…
