Он выпил, не сводя глаз с сына.
— Хорошо?
— Хорошо.
— Вся наша помощь и любовь, которую мы отдавали маме, — все это не помогло. — Он сделал еще глоток. — Она умерла этой ночью. Очень тихо. Она не страдала, Фи.
— Ох! — произнес Фи.
— Когда ты пытался привлечь ее внимание, она уже была почти мертва. Она уже была почти на небесах.
— Охо-хо, — только и сказал Фи.
Боб Бандольер уронил голову и некоторое время смотрел вниз. Почесал затылок. Глотнул еще виски.
— В это трудно поверить. — Он помотал головой. — В то, что это могло так кончиться. С ней, с этой женщиной. — Он посмотрел в сторону, а потом повернулся к Фи со слезами на глазах. — Эта женщина... она любила меня. Она была самой лучшей. Многие люди думают, что знают меня, но только твоя мать знала, на что я способен — и в хорошем, и в плохом смысле. — Еще один взмах головой. Он вытер глаза. — Анна, Анна была такой, какой должна быть жена. Такой, какими должны быть все люди. Она была послушной. Знала свои обязанности. Не возражала против моих решений, разве что три или четыре раза за всю нашу совместную жизнь. Она была чистюля, она умела готовить... — Он снова плакал. — И она была твоей матерью, Фи. Никогда не забывай об этом. В этом доме никогда не было грязных полов.
Боб поставил стакан и закрыл лицо руками. Рыдания душили его.
— Это еще не все, — сказал отец. — Далеко не все.
Фи вздохнул.
— Я знаю, кто во всем виноват, — сказал отец, уставившись в пол. Затем он поднял голову. — Знаешь, как все началось?
Фи ничего не ответил.
— Один урод в «Св. Олвине» решил, что я ему больше не нужен. Вот с чего начались неприятности. А почему я не всегда ходил на работу? Потому что мне нужно было заботиться о жене.
Он ухмыльнулся сам себе.
— У них не хватило элементарного приличия, чтобы понять: мужчина должен заботиться о своей жене. — Его наводящая ужас улыбка напоминала судорогу. — Но моя кампания уже началась, сынок. Я уже сделал первый выстрел. Пусть теперь будут внимательнее. — Он наклонился вперед. — И в следующий раз перебивать меня не станут.
— Она не просто умерла, — сказал Боб Бандольер. — Это «Св. Олвин» убил ее. — Он допил виски, и его лицо снова перекосило. — В болезни и в здравии, помнишь? А они думают, что кто-то еще может делать работу Боба Бандольера. Думаешь, они спросили постояльцев? Нет. Они могли бы спросить того чернокожего саксофониста — даже его. Гленрой Брейкстоун. Каждый вечер этот человек говорил: «Добрый вечер, мистер Бандольер», а он считал себя таким важным, что едва ли еще на кого тратил хотя бы пару слов. Но ко мне он относился с уважением, да. Они не хотели об этом знать? Теперь они узнают. Уж я об этом позабочусь. — Лицо его успокоилось. — Эта женщина — вся моя жизнь.
Он встал.
— Теперь нужно кое-что сделать. Твоя мать умерла, но жизнь продолжается.
Неожиданно Фи осознал всю правду. Он был сам наполовину мертв, часть его принадлежала умершей матери. Отец направился к телефону.
— С нами будет все в порядке. А вот все остальные пусть будут начеку.
Секунду он сосредоточенно смотрел на телефон, пытаясь вспомнить номер, затем набрал несколько цифр.
Сунчана проснулись и начали ходить по спальне.
— Доктор Хадсон, это Боб Бандольер. — Подобие улыбки то появлялось, то исчезало. — Я знаю, сейчас рано, Хадсон. Я не звоню просто так. Ты знаешь, где я живу?... Потому что... Да, я совершенно серьезен. Поверь, я не шучу.
Фи поднялся с кушетки. Он наклонился и подобрал толстую черную Джуд, которая тут же замурлыкала. Его руки все еще были в засохшей крови и на фоне черной шерсти казались ярко-красными.
— Потому что ты мне нужен сейчас, старик. Моя жена умерла сегодня ночью, и мне нужно свидетельство о смерти, чтобы позаботиться о ней дальше.
Отдельные длинные волоски шерсти Джуд прилипали к его пальцам.
— Хадсон.
Наверху смыли воду в туалете.
Фи понес Джуд к окну.
— Хадсон, послушай меня. Вспомни, как я прикрывал твою задницу. Я был тогда ночным портье, я знаю, что там происходило.
Фи протер глаза и выглянул в окно. Там был невидимый человек, и он заглядывал внутрь.
— Я бы сказал, что ты был очень занят, вот что происходило.
— Давай назовем это сердечным приступом, — сказал отец.
Джуд тоже видела невидимку. Она их всегда видела — они для нее вовсе не были новостью. Соседи ходили по комнате, они одевались.
— Мы кремируем, — произнес отец.
Фи почему-то покраснел.
— Алло, пригласите мистера Ледвелла, — сказал отец. — Это Боб Бандольер. Мистер Ледвелл? Боб Бандольер. Мне жаль, что приходится сообщать об этом, но моя жена умерла этой ночью, и я бы хотел остаться сегодня дома, но если я очень понадоблюсь... Очень много забот с похоронами, и у меня маленький сын... Она была больна, да, сэр, серьезно больна, но все равно это большая трагедия для нас...
Глаза Фи наполнились, и по щеке скатилась слеза. Он слишком сильно сжал Джуд, она издала пронзительный, раздраженный крик и вонзила коготь в плечо мальчика.
— Я очень ценю вашу доброту, сэр, — сказал Боб Бандольер.
Он повесил трубку и уже совсем другим голосом произнес:
— Этот старый пьяница, доктор, будет здесь, как только соберет костюм из свалки на полу. У нас есть кое-какие дела, мы должны перестать плакать и одеться. Ты меня слышишь?
9
Боб Бандольер открыл доктору дверь как раз, когда мистер Сунчана уходил на работу, и Фи видел, как соседи сверху восприняли их неказистого гостя: черная сумка, мятый пиджак, сигарета, догоревшая до самых губ. Доктора Хадсона пригласили войти и провели в спальню.
Когда доктор Хадсон вышел из спальни, он посмотрел на часы и начал заполнять печатный бланк на обеденном столе. Боб Бандольер назвал девичью фамилию жены (Димчек), дату рождения (16 августа 1928 года), место рождения (Ажур, Огайо). Причиной смерти была названа легочная недостаточность.
Через полчаса после ухода доктора приехали двое в черных костюмах, завернули мать Фи с головой в простыни и унесли на носилках.
Боб Бандольер побрился дважды, наводя на лице армейский глянец. Оделся в темно-синий костюм. Сделал еще глоток виски, просматривая содержимое ящика с ножами. В конце концов он опустил нож для чистки овощей с черной ручкой в карман пиджака. Надел свое темное пальто и сказал Фи, что скоро вернется, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.
Часом позже он вернулся в таком мерзком настроении, что, когда ударил Фи, его сын мог бы сказать, что били его только потому, что он попался под руку. Он был ни в чем не виноват. Он старался молчать, чтобы соседи не услышали. От гнева Боб Бандольер стал таким неповоротливым, что порезался, доставая нож из кармана. Боб Бандольер взбесился, топнул ногой и замотал палец салфеткой — еще один взрыв гнева, когда он не смог найти бинтов, я не могу найти бинтов, неужели у нас нет даже каких-то чертовых бинтов? Он открыл новую бутылку и стал наливать себе стакан за стаканом.
