– Береги себя, – напутствовал Кларк. – Теперь, когда Мауси в земле сырой, нас еще на одного меньше.
134
Небо над Вишневой исчезло. Влажной серебристой дымкой укрыло ветровое стекло моей машины. Включив щетки, я очистил два сегмента стекла, и улица стала видна достаточно хорошо, чтобы ехать по ней.
Вернувшись к себе в номер, я заказал билет на рейс в шесть вечера из Сент-Луиса в Нью-Йорк, оставив себе временной промежуток – достаточный, чтобы успеть сбиться с пути и отыскать его вновь. После этого позвонил в агентство проката автомобилей и сообщил, что оставлю взятый у них «таурус» в аэропорту Сент-Луиса с поврежденным задним бампером. Диспетчер с манерами тюремного надсмотрщика попросил меня подождать; я ждал, пока он пререкался с их отделением в Сент-Луисе, затем вновь обратился ко мне:
– На первый раз вам это сойдет с рук, мистер Данстэн. Только когда будете сдавать ключи, оставьте подробности дорожно-транспортного происшествия, имя, адрес и номер телефона второго участника происшествия и название его или ее страховой компании.
– Эту информацию можете получить у Стюарта Хэтча, – сказал ему я. – Он напился и, сдавая назад на своем «мерседесе», смял задний бампер вашего «тауруса».
– Доплата за возвращение машины вне города – пятьдесят долларов, – буркнул диспетчер и бросил трубку.
Я позвонил в авиакомпанию и повысил свой статус – переоформил билет на первый класс. Если верить К. Клейтону Кричу, я стал обладателем по меньшей мере десяти миллионов долларов, и теперь то, что подходило для Гринни Милтона, стало подходить и для меня. Соседям по первому классу придется по душе моя розовая куртка. А еще перед посадкой пассажирам первого класса дают лишний пакетик соленых сухих крендельков.
135
Один-два смахивавших на живые мощи прохожих встретились мне в густом тумане на Евангельской. Неоновая полоса потерявшей букву вывески «Отел Париж» окрашивала булыжники мягким и зыбким багряным светом. Я бросил свои пожитки на заднее сиденье и сел за руль. На Честер-стрит я повернул к северу, рассчитывая в конечном счете увидеть знак, указывающий направления к мосту через Миссисипи и к шоссе на Сент-Луис. Прежде чем я доехал до Колледж-парка, здания с обеих сторон будто отодвинулись за серый матовый экран, а фары встречных машин стали казаться глазами огромных кошек. Мне вдруг вспомнились зубы Мышонка, вцепившиеся в подушку, и я увидел, как темно-синие сполохи метались в кольце густо-красного, просвечивавшего сквозь кожу уродца… Обрывки грязно-серой паутины, прилипшей к телу, голова весом с шар для боулинга на подушке… Пустынный простор кампуса Университета Альберта скользнул мимо с другой, как мне показалось, стороны. Я продолжал ехать. Я нигде не сворачивал, а значит, держал направление на север вдоль берега реки к Сент-Луису.
Потом я вспомнил, что Честер-стрит становилась Ярмарочной улицей, когда пересекалась с Колледж-парком, и Ярмарочная не вела мимо Альберта, а заканчивалась на южной границе кампуса. Выходит, я каким-то образом умудрился сделать круг и сейчас ехал на юг по неизвестной улице. Альберт не менял своего географического положения, это я изменил свое. К счастью, оставалось еще несколько часов, чтобы добраться до Сент-Луиса. Нужно всего лишь развернуться.
Наволочка Мышонка приземлилась осторожно, но недостаточно мягко на дно ямы в запущенном саду Джой. Я услышал, как она ударилась о землю, и подумал о тех словах, что произнес над могилой Мышонка. Пожалуй, надо было сказать не так. Мышонок заслуживал большего от своего убийцы. Мышонок был одним из настоящих Данстэнов. Кларк сказал мне, что я становлюсь настоящим Данстэном, но мы с Мышонком были абсолютно разными. Мышонок – из тех, что там, в небесах, в Блеске и Великолепии. Такие как Мышонок – они и есть то, что струится из пушечного жерла и из трещины в золотом кубке. Говард узнал об этом, и знание это отравило его.
Я не мог понять, где нахожусь и куда еду. Пытаясь увидеть знакомое название на указателях, я пригнулся к рулю и напряженно вглядывался через ветровое стекло. В десяти футах впереди из серой мути вдруг материализовался зеленый дорожный знак и поплыл ко мне. Рунические каракули скользнули мимо за мгновение до того, как их удалось распознать. Неважно, подумалось мне: если я двигался к югу, думая, что еду на север, – значит, нужно повернуть направо, то есть на запад, на следующем перекрестке, а потом на следующем – опять направо, то есть на север.
Еще два неразличимых знака выплыли из тумана и канули, а я ехал на север, двигаясь параллельно реке. Мысленно я представлял себе карту Миссисипи и городов в штатах Миссури и Иллинойс по обоим берегам. Мне надо было найти Джонсборо, Мерфисборо и Кристалл-Сити. К северу от Кристалл-Сити располагался Бельвилль, а от него было рукой подать до восточной части Сент-Луиса. Туман должен рассеяться, а если нет, то доберусь же я когда-нибудь до ясного участка пути. Пока я в движении, цель моя все ближе.
Со скоростью десять, потом пять миль в час я следовал за светом своих фар сквозь податливую серую стену. Когда становилось не видно ничего, кроме этого света, я останавливался, включал «аварийку» и ждал, пока не проявлялись контуры дороги. Когда изредка впереди всплывали огни встречной машины, я прижимался к обочине, снижал скорость до минимума и пропускал ее. Так прошел час. Туман начал рваться на части и редеть, показались двухмерные контуры домов, теснившихся друг к другу на узких улочках. Это, наверное, Джонсборо, решил я. Снова пал туман и смыл дома. Полчаса спустя я въехал в мерцающую дымку, которая накрыла поля по обе стороны дороги. Дымка вдруг сгустилась, соткавшись в серую темень, и вынудила меня сбросить скорость до пяти миль в час.
И тут я с силой ударил по педали тормоза. Голубой пластик рулевого колеса словно стал подниматься сквозь мои ладони, в то время как они исчезали из виду. Я почувствовал покалывание в затылке и понял: в машине за спиной кто-то есть. Выкрикнув имя Роберта, я резко обернулся, но увидел лишь пустое заднее сиденье. Я снова позвал его. Враждебность веяла мне навстречу, будто зимний ветер.
– Роберт, мне надо… – Ощущение его незримого присутствия вдруг пропало: вновь я был в машине один.
– Где ты?! – Мой голос увяз в тумане.
Я поднес ладони к глазам – они вновь стали видимы.
«Мне надо поговорить с тобой. Мне надо знать, чего ты хочешь от меня».
Мне вспомнилось его неистовое лицо в конце темного переулка, выходящего на Телячий Двор.
«А хочет он забрать все», – ответил я сам себе.
За окном из клубящегося тумана явилась величественная фигура в дашики золотого, иссиня-черного и кроваво-красного цветов. Я опустил стекло, и холодный сырой воздух потек в машину. Уолтер Бернстайн кивнул по-царски, жалуя мне свое благословение.
– Уолтер, где он? – спросил я. – В какую сторону пошел?
– Никто тебе этого не скажет, но ты на правильном пути, – проговорил он и растворился в лиловой мгле.
