Сегодня утром я выхватил (разумеется, не оплатив) с газетной стойки номер «Эха Эджертона» и устремился вдоль по Честер-стрит, просматривая первую полосу. Редакторы успели лишь вставить краткую заметку об уничтоженном в огне пожара «скромном доходном доме». Огонь, как полагают, стал и причиной смерти единственной жертвы. В завтрашнем выпуске будут фотографии и подробности.
Под личиной простого смертного я не спеша направился к месту радостного события. Мое видимое дневное «я» обладает благопристойной внешностью политика или дипломата, ушедшего на пенсию, однако сохранившего широкие полномочия. Хоть я уже немолод, но, признаюсь, все еще хорош собой. (Чтоб полностью описать подробности моего мирского существования, скажу, что я использую фальшивое либо вымышленное имя, и в имени этом заключена разоблачительная шутка, которую, скорее всего, никому не дано постичь, да и сам я теперь отошел от исполнительской должности.)
По дороге к пожарищу мне не давал покоя один вопрос. Если бы сын мой погиб, я бы уже знал об этом, как узнал о смерти его матери. Хотя… он ведь неженка, слабый отпрыск, в котором доля моего наследия слишком незначительна, чтобы он обладал даром телепатической передачи.
От «скромного доходного дома» осталась куча почерневших камней. По территории пожарища, огороженной сетью красных лент с надписями «Проход запрещен: опасная зона», «Опасная зона», «Проход запрещен», в оранжевых космических скафандрах бродили эксперты и следователи. Коллекция кретинов и любителей насладиться чужим горем собралась на противоположной стороне улицы.
Я покружил среди них и выяснил все, что смог. Кое-кто винил в пожаре старую электропроводку, большинство же – ведьму Хелен Джанетт. Я едва не сошел с ума от нетерпения: кто же жертва?!
Наконец я собрался с духом и спросил какого-то сиплого доходягу:
– Это правда, что один из постояльцев погиб?
– Чего?
– Кто-то погиб, говорю…
– А, да! Отто. Черт, жалко мужика. Вы знали его?
– Не так чтобы очень.
Доходяга кивнул:
– Похоже, вы переживаете больше, чем хотите показать.
– Да уж, поверьте, переживаю.
Я поспешил обратно в свой свинарник и занялся прослушиванием передач новостей. С места трагедии увезено неопознанное тело. Часом позже: личность погибшего, похоже, установлена, но опознание еще не проводилось. Опознание проведено, личность установлена, но информация держится в секрете. Незадолго до полудня: погибший – Отто Бремен, семидесятилетний охранник начальной школы Карла Сэндберга.
Ближе к вечеру дикторы упражнялись в разглагольствованиях о том, что следователи и инспекторы, нанятые пожарным департаментом и департаментом полиции Эджертона, пришли к заключению, что причины возникновения пожара достаточно подозрительны.
Теперь вы понимаете мои жалобы по поводу «проблемы прислуги».
По правде говоря, такие, как Френчи, на дороге не валяются. Я решил дать этому гаденышу второй шанс. Френчи не настолько глуп, чтобы похваляться своим преступлением. (В отличие от Кэсси Литтл.)
Надо бы приберечь жизнь Френчи, поскольку он может исправить положение и пронюхать, не ошибся ли кое-кто из моих старых знакомцев… Стар не могла обнародовать имя «Эдвард Райнхарт», она умела хранить тайны. Ясно также, что она не говорила неженке, что у него есть брат.
Будь он проклят. И братец тоже. «Я думал, что был один ребенок…»
Ведь как-то давным-давно я его почуял: в тот день, чувствую, атмосфера накалилась – мое возбуждение достигло предела непомерного – я ощущал присутствие – и вот колышущаяся тень ускользает от меня – странность происходящего волновала и интриговала – теперь я понимаю-полагаю, эта парочка встретилась и воссоединилась. Опасный Сын совсем рядом – развязка близка. Источник моих неудач один, и имя ему – Неведение. Я-то думал, что Один-Единственный – никак не Два. Я-то думал, что Тень – это образ моей Жертвы, но не беспомощная Тень его брата. Я протестую! Вы неправильно истолковываете некоторые вещи!
Но хватит плакаться. При жизни эта самка, видать, излучала что-то вроде защитного поля. Понимание придает мне сил, как и благословенное Одобрение: а в период зрелости – или, как многие называют этот период, в старости – успех слаще, чем в юности.
82
МИСТЕР ИКС
Шесть часов спустя. Мне необходимо поспать. Неприятные сны осаждали меня, лишь стоило задремать, и битый час я вертелся и вздрагивал. И тем не менее.
Утренний выпуск «Эхо Эджертона» сообщает всем и вся, что пожар на Честер-стрит возник в результате поджога. Под заголовком две элегические колонки сопровождало фотографическое изображение толстого школьного охранника Отто Бремена. ПЛЮС! – аж голова закружилась – в память о мистере Мои-Усы-Куда-Длиннее-Ваших начальная школа Карла Сэндберга объявила о назначении вознаграждения размером в десять тысяч долларов за информацию, способствующую аресту и осуждению поджигателя.
Меня вот-вот охватит трепет и начнется сердцебиение. Да если б там нашли сожженным меня, раскошелился бы кто-либо на десять тысяч за имя поджигателя? Кстати, Кэсси Литтл перерезала бы глотку своей мамаше за пригоршню пятицентовых монет, а это значительно меньше, чем десять тысяч.
Прежде чем солнце отмеряет по небу пять футов пути, Френчи получит приказ о выступлении.
83
Следующим утром, перед рейсом Эшли, я отправился в отель «Мерчантс», чтобы забрать сумку и за завтраком рассказать о пожаре и капитане Мьюллене.
– Недавно позвонила Лори. Я сказала ей, что раздобыла полезную информацию. А она не спросила, как я ее раздобыла.
– Хорошо.
Эшли окунула ложку в гранолу
[48]
:
– Мьюллен проверил, нет ли на тебе микрофона? Похоже, его самого кто-то пасет. Или он опасается, что будут пасти. Уверена, его очень беспокоит, что будет, если Хэтча осудят. За пару дней, считая от сегодняшнего, эти ребята совсем измаются.
– Только не Мьюллен, – сказал я.
– Ты здесь провел не больше времени, чем я, и уже в курсе всего. Интересный ты человек, Нэд.
– Ты обо мне и половины всего не знаешь.
– Нэд. – Эшли положила ложку. – А что в этом смешного?
Тоби Крафт вышел из-за стойки и обнял меня:
– Слушал утром новости и ушам своим не верил! Ты в порядке? Что там стряслось?
Я рассказал, что переехал в «Медную голову» после того, как его подружка выставила меня вон.
– Я так понимаю, вы были знакомы еще в те времена, когда ее звали Хэйзел Янски.
