Подвал — почему это слово так пугало? Да потому что никогда не знаешь, что тебя ждет там, в подвале...
Несмотря на это, Марк стал спускаться, смахивая с лица клочья паутины. Ниже, и ниже, и ниже — сквозь напластования злобы, боли и мучений, в скрытую внизу клоаку. Закончив спуск, Марк высветил фонарем круглое смотровое оконце, грубо вмонтированное в филенку черной, будто бы выпиленной из крышки гроба двери. Ничего похожего на дверную ручку не было. На пробу Марк вытянул вперед левую руку и ткнул дверь пальцами. Будто ожидавшая этого прикосновения, дверь мгновенно распахнулась.
Марк шагнул вперед и провел лучом фонаря вдоль того, что смахивало на стену старинного форта. Затем развернулся и поводил фонарем у дверного проема, инстинктивно ища глазами выключатель. Отыскав его слева от лестницы и не успев сообразить, что электричество должно бы быть отключено уже много лет, щелкнул им.
Поразительно: где-то ближе к центру подвала откликнулась единственная лампочка, и серовато-желтая дымка наполнила помещение тусклым светом Волна леденящего ужаса едва не сбила с ног мальчика Кто-то пользовался этим домом — тот, кто платил за электроэнергию. Марку невыносимо захотелось прижаться спиной к стене. Он слышал свое надрывное дыхание, в ушах звенело, и лицо будто покалывали сотни холодных искорок.
Сама лампочка оставалась невидимой за «стеной форта» — тянущейся на всю длину подвала перегородкой из половинчатых бревен, лохматых от свисавших лоскутьев коры. В бревна с интервалами были врублены двери. Марк подошел к ближайшей. Через минуту его вырвало завтраком, которого он не ел.
ГЛАВА 19
ИЗ ДНЕВНИКА ТИМОТИ АНДЕРХИЛЛА
24 июня 2003 года
— Так что же он нашел? — спросил я.
Джимбо испытывал крайнюю неловкость. Я буквально похитил мальчишку из уютной гостиной его дома и увез в ресторан в центре города, считавшийся в середине шестидесятых классным местечком «Каминная гостиная» навевала мне приятные воспоминания, и стейк здесь готовили не хуже, чем в Нью-Йорке. Джимбо в этом ресторане оказался впервые и потому терялся, не зная, как держаться в обстановке старомодной роскоши Среднего Запада — с приглушенным освещением, отделанными красной кожей кабинетами и огромными деревянными столами с похожими на троны стульями. Это было место, где можно вести беседу без опаски быть подслушанными, однако мой план разговорить Джимбо сработал лишь наполовину. Он расправлялся со своим стейком, заказав его хорошо прожаренным и залив кетчупом, но явно продолжал считать, что предает Марка, вступая со мной в разговор.
— Никто ничего плохого не собирается делать Марку, — толковал я Джимбо. — Единственное, чего все хотят, — выяснить, где он, и вернуть его, если это возможно.
— Да если б мы могли вернуть его, — проговорил Джимбо.
— Думаешь, не сможем?
Джимбо ткнул вилкой с кусочком прожаренного мяса в лужицу кетчупа.
— Подумай, я не хочу тебя торопить, — сказал я.
Джимбо кивнул, и кусок мяса исчез у него во рту. Как большинство подростков, Джимбо мог есть как римский император — три-четыре раза в день.
— Он сказал тебе, что спускался в подвал по потайной лестнице.
— Ну да, третьей по счету. Они там везде, эти лестницы. И... — Он замолчал и густо покраснел
— И — что?
— Ничего.
Джимбо, что он нашел в подвале?
— В маленькой комнате подвала, в первой. Их там пять, может, шесть. — На мгновение Джимбо ушел в себя и наморщил лоб. Он был славным мальчишкой, этот Джимбо. — Знаете, люди, когда раньше отправлялись в плавание, свои вещи складывали в такие большие ящики, как чемоданы, но только не чемоданы? С висячими замочками?
— Пароходные кофры
[26]
, — подсказал я.
— Точно, кофры. Вот один такой был придвинут к стене комнаты. На нем висел замок, но замок был сломан. В общем, Марк заглянул туда. Эта штука, ну, кофр, был набит волосами.
— Волосами?
— Женскими. Слипшимися. Все вперемешку — светлые, темные, рыжие...
— Неудивительно, что его вырвало.
Джимбо продолжал, словно я ничего не говорил.
— Только он сначала не понял, что это волосы, потому что там все комом было. Похоже было на какое-то мертвое животное. И он протянул руку и ухватил клочок. К нему что-то прилипло коричневое, которое отвалилось сразу, когда он прикоснулся.
— Ох ты... — не удержался я.
— Вот тогда его и стошнило, — продолжил Джимбо. — Когда до него дошло, что он держит волосы, срезанные у нескольких женщин. И слипшимися они были от крови.
— Боже.
— Полиция ведь была там, правильно? Почему они оставили эту дрянь? Они из этого дома, наверное, тонну всякой гадости должны были вывезти.
— Хороший вопрос, — сказал я, хотя ответ мне, похоже, был известен. В те времена ДНК-экспертизы не существовало. Наверное, эксперты упаковали в пакетик образцы волос и сделали, что было в их силах. Они же и сломали замок.
— Ты знаешь, кто жил там, Джимбо? — спросил я.
— Знаю, — кивнул он.
— Узнал, когда обходил и опрашивал соседей?
— Это была моя работа. Марк внутри, я — снаружи.
— И закончил ты разговором с мистером Хилльярдом
— Он чокнутый. Раньше не пускал меня в дом, пока не покалечился, я потом понял почему. Там столько дерьма.
— Ну, не такой уж он плохой, как тебе кажется, — сказал я, припомнив то, что видел сам в гостиной Хилльярда. — Давай-ка вернемся к Марку.
— А стоит? Вы же знаете, что сотворил Калиндар, я вам ничего нового уже не скажу.
Я признался, что был в полном неведении буквально до самого исчезновения Марка, пока Том Пасмор не сообщил мне кое-какие подробности.
— Они были родственниками — он и Марк. Потому что у мамы Марка была его фамилия. Это я от старика Хилльярда узнал! В общем, я рассказал Марку, но у отца он не мог спросить, потому что, стоило только заикнуться об этом, тот сразу начинал беситься. Марк залез в Интернет. А там — столько всего об этом Калиндаре! Что за народ, они, похоже, молятся на серийных убийц.
— Что Марк нашел в сети о Калиндаре?
— Да там куча всего! Он откопал сайт какого-то типа из Сент-Луиса, открыл его и увидел генеалогическое древо.
— Где был и он сам, полагаю.
— И все его родственники. Так он и выяснил, что отец его мамы и отец Джозефа Калиндара были братьями. Так что Марк Джозефу Калиндару приходился...
— Внучатым племянником Давай вернемся к Марку в пустом доме. Наверное, он продолжил осмотр после того, как его вырвало.
