— Не поступишь…
— А нельзя ли у вас какое-нибудь направление взять, характеристику?
— Только на комсомольско-молодёжную стройку, — улыбнулся Толик. — Поезжай, поработай годик, а там видно будет…
— Ишь ты какой, — сказал Лёша. — Годик…
Суп был невкусный.
— Чего там делается в школе? — спросил Толик. — Когда у вас заключительное собрание будет? Я к вам приеду, скажу чего-нибудь на прощание…
— Слушай, — сказал Лёша. — Неужели нельзя взять у вас какую-нибудь характеристику?
— Ты сам подумай, — вздохнул Толик. — Конкурс пятьдесят человек на место! Какая тут к чёрту, характеристика?
Лёша вздохнул.
— Как всё в мире несправедливо, — сказал он. — Помнишь Костю Благовещенского? Такого умника с оттопыренными ушами?
— Помню, — сказал Толик.
— Этот точно поступит! — почему-то начал злиться Лёша. — И никакая характеристика ему не нужна! Он неделями школу прогуливает, а я бегаю, взносы собираю, отчёты пишу! Я на собраниях выступаю, говорю чего-то, а он мне грамматику поправляет! «Не по-русски говоришь, комсорг!» А что я? Он меня всё равно переговорит… Эх!
— Ага! — засмеялся Толик. — Завидуешь товарищу, который способнее тебя!
— Завидую, — согласился Лёша. — Те, которые способное, тем и позволяется больше… И прощается тем больше… А я… Вот, допустим, я бы прогулял. Ау него, видите ли, любовь! Знаешь, учится с нами такая Инна Леннер?
— Знаю. Худенькая, чёрный одуванчик.
— Вот они с этим одуванчиком и прогуливают.
— Ничего, — засмеялся Толик. — Будет и на твоей улице праздник. И ты погуляешь.
— Погуляю, — согласился Лёша. — Не поступлю никуда и погуляю. А потом в армии пару лет погуляю…
— Ну ладно, — сказал Толик и посмотрел на свой пустой стакан. — Давай я тебе всё на пальцах объясню.
Лёша насторожился.
— Вот что, — повторил — Толик. — Настоящей комсомольской работы ты ведёшь. Думаешь, раз комсорг, значит тебе льгота в университет будет, а льготы нет! Английского, как я подозреваю, ты совсем не знаешь. Даже секретарём школьного комитета не избрали. Ну как от имени райкома комсомола тебя можно рекомендовать?
— Что же делать? — уныло спросил Лёша.
— Не знаю, — ответил Толик. — А вообще-то, заниматься надо больше, товарищ комсорг.
Лёша махнул рукой.
Официантка подумала, что это он её позвал, и быстро подошла с карандашом наготове. Рассчитались.
— Да не отчаивайся ты, — смягчился на прощание Толик. — Лучше подумай-ка над последним комсомольским собранием. Я, может, буду докладную писать, там тебя похвалю. А теперь глянь в окно, — сказал Толик. — Видишь герань? Значит, мне пора. — Толик пружинисто встал и, пожав Лёше руку, двинулся к выходу.
Лёша сидел за столом, смотрел Толику вслед и с ненавистью думал о многочисленных учебниках, которые скоро придётся читать день и ночь, день и ночь…
15
Белые ночи набирали силу, и день теперь тянулся до одиннадцати. Без дела и без мыслей выходил Гектор из своей квартиры, бежал вниз по лестнице, по старым промятым ступенькам, выходил прямо на Невский — вечерний, праздный, разодетый. Не было теперь надобности жечь неон, светло было в городе. Смущённо горели витрины — точно женщины в вечерних нарядах вышли на улицу, а на улице утро! На Невском Гектор превращался в барометр с нервно дрожащей стрелкой, которая всё воспринимает, всё фиксирует, всё чувствует, на всё обращает внимание, но не думает, совершенно не думает!
Слабый ветер в лицо — хорошо! Девушка оглянулась на Гектора и что-то сказала подруге — хорошо! А вот какой-то знакомец в чёрных штанах махнул рукой — хорошо!
Всё хорошо!
Ресторан «Универсаль»… Дальше… До «Гостиного двора» ещё остановки три или четыре. Каждый двор — проходной, каждый двор Гектор пролетал когда-то насквозь, как стрела, давно когда-то, в детстве.
А куда вообще идут по Невскому в девять часов вечера люди? Процентов семьдесят из них на Невском не живут и не работают… Люди гуляют… Гуляют, одолеваемые примерно теми же мыслями, что и Гектор, точнее, гуляют без целей и без мыслей…
У метро «Гостиный двор», где шумели деревья, где до позднего вечера бойко торговали пирожками, мороженым, конфетами, сигаретами и спичками, где шипели автоматы-аскеты, за три копейки наливающие полстакана газированной воды и неясно было, с сиропом она или без сиропа, там стояли центровые и ловили на себе взгляды людей, проходящих мимо. Гектор сразу увидел знакомого парня — невысокого, чёрного, по имени Коля, кличка у него почему-то была Серый. Рядом с ним стояли две девушки — одна очень симпатичная, другая не очень, и ещё двухметровый гигант Алик. Говорили, что Алик играл в баскетбол, а потом начал пьянствовать и его выгнали из команды. Серый был студентом-вечерником — изучал историю Древней Греции и к Гектору относился с особой симпатией.
Гектор: Серый! Как жизнь?
Серый: О, привет! Как идёт война? Как живёт прекрасная Елена?
Симпатичная девушка: Какая война? Какая Лена?
Несимпатичная девушка: Он, что, служил в армии?
Серый: Он всю жизнь будет служить в Троянской армии… А потом погибнет… Ему на роду написано…
Симпатичная девушка: Надо же… Как грустно…
Несимпатичная девушка (Гектору): Как тебя зовут?
Гектор: Меня зовут Петя.
Несимпатичная девушка: А меня Юна…
Гектор: Прекрасное имя… Такое молодое…
Серый: Он же, как лев-истребитель, на юниц рогатых нашедший… Тра-та-та чего-то там… Помню ещё, что пастух златокудрый не сберёг круторогую краву.
Юна: Пойдёшь с нами плясать?
Гектор: А куда?
Юна: В Академию художеств… К сфинксам…
Гектор: Пойду, если возьмёте…
Симпатичная девушка: Кстати, почему мы незнакомы? Я Катя…
Гектор: Меня зовут Гектор…
Юна: А мне сказал, что Петя…
Гектор: Двойное имя…
(Из метро выходит ещё одна девушка. Она подходит и закрывает Гектору руками глаза. Гектор оборачивается.)
Гектор: Оля?
Оля: Ага…
Гектор: Вольная Оля… Поехали с нами на танцы.
Алик (кричит на всю округу): Эй, кто хочет с нами на танцы?
Оля: Заткнись, болван!
