Александр Петрович оглядел комнату, крепко потрогал рукой письменный стол (стол не качнулся, а такие столы Александр Петрович уважал), потом посмотрел на часы. Спать было рано. Александр Петрович сел за стол, положил на полированную поверхность ладони. Дерево было тёплым. «А где бумага? — невесело подумал Александр Петрович. — Где гусиное перо? Как всё-таки хорошо быть поэтом! Тогда письменный стол не нужен… Тогда вид его не вызывает угрызений совести…»
— Ты идёшь? — услышал Александр Петрович голос жены.
— Куда?
— Господи! Ужинать!
— Иду! — ответил Александр Петрович.
Ресторан находился внизу. Там горели свечи. Стены были украшены чеканкой. Суровые длинноволосые девушки возлагали венок из ромашек на голову коленопреклонённого героя. Рядом в густой траве лежал меч.
Александр Петрович неожиданно заказал бутылку коньяка.
— Зачем? — укоризненно посмотрела на него жена.
— Ладно, ладно, — сказал Александр Петрович. — А знаешь, за что мы будем пить сегодня?
— Понятия не имею!
— Мы будем пить за нашего сына… За то, что он вырос.
— Почему тебя вдруг стал волновать наш сын?
— Должно же было это когда-нибудь произойти…
— Неправда! Что случилось?
— Я ходил в школу на комсомольское собрание.
— Тебя вызывали?
— Нет. Скорее пригласили. Гектор там ни при чём…
— А что за собрание?
— Благовещенский прогулял.
— И всё-таки, — сказала Татьяна Михайловна, — за Гектора уместнее было бы пить, когда он сдаст экзамены за десятилетку, а ещё лучше после экзаменов в университет. Три месяца назад ещё я тебе говорила, что со мной в Пушкинском Доме работает жена заведующего кафедрой русской литературы. Я думаю, нам следует пригласить её с мужем к себе. Вот тогда бы ты мог выпить с чистой совестью…
— А сейчас я буду пить с грязной совестью?
— Прекрати!
— Ну, приглашай, приглашай. Только профессор наверняка не пьёт.
— Танька жаловалась, что пьёт. Старый, а всё равно пьёт…
— А Танька?
— Что Танька?
— Танька молодая?
— Ах, вот что тебя волнует…
— Давай пригласим одну Таньку?
— Когда их звать?
— Ты же знаешь, через неделю я уезжаю.
— Мог бы и подождать. Не понимаю, чего ты так рвёшься в своё Неелово?
— Хотилово, — улыбнулся Александр Петрович.
— Всё равно, — ответила жена.
— Если ты считаешь, что моё присутствие необходимо, я приеду на пару дней…
Татьяна Михайловна сердито смотрела на мужа.
— Мне кажется, — медленно сказала она, — тебя не очень-то волнует, поступит он или нет…
— Но согласись, его это должно волновать чуть больше, — ответил Александр Петрович.
— Он обязательно должен поступить! В конце концов, это наш родительский долг!
— Родительский долг — понятие растяжимое, — усмехнулся Александр Петрович. — Надо дождаться, чтобы ребёнок получил диплом, женился, потом надо будет купить ему квартиру… Внуки пойдут, кто будет нянчить? И всё это родительский долг…
Появился наконец официант с подносом. Расставив фужеры, рюмки, тарелки с закусками, он удалился.
Александр Петрович разлил по рюмкам коньяк.
— Не смотри на меня так, — сказал Александр Петрович жене. — Когда ты так на меня смотришь, мне кажется, что я пью не коньяк, а твою кровь…
— Саша! — сказала Татьяна Михайловна. — У тебя портится настроение… Надеюсь, не я тому виной?
— У меня прекрасное настроение! Да… — словно вспомнил Александр Петрович, — Как ты думаешь, почему он не поехал с нами? Всё-таки Рига, белокурые латышки, синяя река Даугава… Туда и обратно на машине…
— Он же сказал, что ему надо заниматься.
— Чушь! — засмеялся Александр Петрович. — Наверняка замыслил привести в наше отсутствие девицу. Но, впрочем, я его не осуждаю. Это вполне естественно…
Татьяна Михайловна пожала плечами.
— По-моему, ты ошибаешься. Положить тебе сёмги? Я её терпеть не могу!
— Положи, — вздохнул Александр Петрович. — Положи мне сёмги и ради бога не волнуйся насчёт своей Риги. Напиваться я не собираюсь, завтра утром поедем.
— А озеро? Озеро мы так и не увидим?
— Озеро нам приснится…
— Как и семейная жизнь, — тихо вздохнула Татьяна Михайловна. — Где моя рюмка?
39
На этот раз здание академии встретило Гектора строго. Без музыки. В вестибюле сидели молодые люди и девушки. Одни срисовывали на огромные белые ватманы хитрые потолочные своды. Других больше занимали колонны. Благостную тишину нарушал только скрип грифелей. Будущие абитуриенты в отличие от Гектора времени даром не теряли. Карай озирался по сторонам, но, будучи псом воспитанным, вид сохранял равнодушный.
— С собакой? — спросила у Гектора вахтёрша.
— С собакой, — ответил Гектор.
— С собакой нельзя, — сказала вахтёрша.
— Но это моя натура, — возразил Гектор и пошёл по длинному коридору.
— По второй лестнице иди! — крикнула вахтёрша. — На первой защита дипломов!
Но Гектор не знал даже, где первая лестница. Он быстро вспомнил, что подобное неумение ориентироваться называется «топографическим кретинизмом». Зато ему понравилось в академии, что немногочисленные встречные совсем не удивляются, что по учебному заведению бродит не известный никому человек с собакой.
На повороте встретилась девушка в брюках небесной синевы. Девушка смотрела в окно и разворачивала конфету «Мишка». Карай громко вздохнул, девушка отдала конфету ему. Карай проглотил конфету, только зубы щёлкнули, и требовательно посмотрел на девушку. Гектору был хорошо знаком этот его взгляд. Этим взглядом Карай отчасти восполнял своё неумение говорить. Со второй конфетой девушка замешкалась. Карай начал порыкивать.
— Прелесть какая! — сказала девушка. По-видимому она никуда не спешила. Ростом девушка была с Гектора, однако худобы поразительной. Если бы девушка захотела, она бы, наверное, могла спуститься с крыши сквозь водосточную трубу.
— Как мне найти Алину Дивину? — спросил Гектор. — Она скульптор. Дипломница. Пятый курс…
— Шестой, — поправила девушка и с любопытством посмотрела на Гектора.
— У вас так долго учатся? — удивился Гектор.
