А на работе такая засада, что вообще уже без выходных пашем. Д-100-2, работая безупречно на холостых, категорически не хотел нормально функционировать как автомобильный мотор. Агрегаты, после испытаний на движке, приходилось переделывать по нескольку раз. Причем изменения в одной части тянули за собой коррекцию в других. Особенно много крови выпила пара компрессор-ТНВД, согласованной работы которой, на различных режимах, долго не удавалось добиться.
Пришлось припомнить все свои эксперименты с наддувом движка старой девятки, которую мы с дядькой, в далеком военном прошлом мотористом в полку Пе-2, использовали для различных опытов. Наш гараж, шесть на шесть метров, больше напоминал миниатюрный цех, чем автомобильное стойло, как наличием станков и инструмента, так и разложенными всюду деталями автомобилей. Помнится, уезжая в отпуск, одних разобранных «волговских» моторов оставил две штуки, из них мы планировали собрать один «эталонный» для установки в имеющийся кузов. Вообще, иных легковых автомобилей, кроме ГАЗ, мой наставник в слесарном деле не признавал, никогда не покупал их «в сборе», а постоянно заказывал кузов «первой комплектации» и агрегаты приобретал отдельно. Именно благодаря ему я и заразился с детства страстью к возне с железом.
К решению наших проблем также привлекли, с подачи Лихачева, инженеров завода «Борец», которые, правда, работали с гораздо более габаритными насосами и компрессорами, но дело свое знали туго и немало помогли, опираясь на свой опыт. В конце концов, за три месяца собственно конструкторские задачи были совместными усилиями решены. На смену им пришли трудности серийного изготовления агрегатов, которые в отличие от единичных опытных, сделанных нашими зиловскими Левшами, должны были быть весьма технологичными, чтобы не отставать от выпуска остальных частей мотора. Над этим тоже изрядно поломали головы и технологи, и сами рабочие, как наши, так и из НАМИ.
Но самой большой головной болью был температурный режим выпускных поршней, которые, в отличие от впускных, не обдувались поступающим в цилиндр воздухом. Из-за этого Д-100-2 не мог долговременно работать на мощности свыше 80 лошадиных сил. И это с чугунными поршнями и цилиндрами, что будет с алюминием у Чаромского, при его большем коэффициенте температурного расширения, даже думать не хотелось. Лихачев смотрел волком, он то уже озадачил смежников на конструирование агрегатов для диапазона 120–150 лошадиных сил на пятитонный грузовик. Положение было аховое, и за неимением жаропрочных материалов оставалось только охлаждать выпускные поршни маслом, подавая его в головку. Для этого пришлось перекомпоновать двигатель, у которого с внешней стороны ранее размещался только один выпускной поршень, перевернув один цилиндр и поставив новый замысловатый коленвал. Теперь, при каждом рабочем ходе, поршень нажимал на подпружиненный клапан и в него через центральное отверстие подавалась изрядная порция холодного масла, стекающего при обратном движении в картер. Долговременная максимальная мощность наконец выросла до расчетных 125 лошадиных сил и могла еще быть увеличена за счет снижения ресурса. Теоретически. А на практике прогорали поршневые кольца.
Эпизод 2
Сегодняшним прохладным сентябрьским утром со мной случилось нечто невероятное. Дело в том, что, озаботившись своей физической формой, я еще в начале лета начал упражняться с мечом. Пришел я к такому необычному способу поддержания себя в тонусе, понимая, что лучшим средством для этого является рукопашный бой. Бег, плавание — это само собой, но координация движений, тренировка вестибулярного аппарата и всех групп мышц, без их излишнего закачивания, именно в рукопашке наилучшая. Времени на занятия, кроме как ранним утром, в виде расширенной физзарядки совсем не было, а из возможных кандидатов в спарринг-партнеры в наличии была только беременная жена. Предлагать такое женщине, переживающей не самый лучший для устойчивости психики период, я попросту побоялся, скалкой так отделает, мало не покажется. Молотить грушу было весьма полезно, но совсем не интересно. И тут я вспомнил про древний клинок, подружившись с которым, я каждое утро открывал сам для себя нечто новое. Самое приятное было в том, что меч отвечал мне взаимностью, как бы подсказывая и направляя мои движения, в которых все естественнее и гармоничнее сочеталась работа ног и рук, поворотов и наклонов тела, так, что тренировка больше всего походила на какой-то энергичный экзотический танец.
И вот он меня порезал. Причем в самой что ни на есть мирной обстановке. Повесив после зарядки меч на стену, на специально вбитые для него деревянные рычаги, смахнул бросившуюся в глаза, прилипшую к клинку соринку и, не чувствуя боли, с удивлением увидел, как волнистый узор окрасился красным. Такого я от своего стального друга, даже более того, от части самого себя, никак не ожидал и пару минут стоял, хлопая глазами, переводя взгляд с порезанной ладони на окровавленное лезвие и обратно.
Опомнившись, побежал перевязываться, а когда вернулся, то клинок был сухой и чистый, будто кто его протер или он просто впитал мою кровь. Чудны дела твои, Господи! Не веря своим глазам, хотел было потрогать на ощупь, но вспомнив порез, рефлекторно отдернул руку. Да что это я в самом-то деле?! Своего собственного оружия боюсь? М-да, боюсь… Факт. Но такую ситуацию терпеть нельзя, поэтому, пересилив себя, взял меч за рукоять и снял с рычагов. Ощущения вроде привычные, все как всегда, оружие — продолжение меня. Легонько взмахнул перед собой и, решившись, провел по клинку ладонью. Ничего.
От Новинок, сквозь открытое окно, в утренней тишине послышалось тарахтение мотора «Трансфакатора», который в дневное время стал исключительно моим транспортом, так как приходилось постоянно мотаться между НАМИ, «Борцом» и ЗИЛом. Решив, что меч подождет, и, наказав Полине строго-настрого близко к нему не подходить, схватил свой вечнозеленый рюкзак, в котором возил даже документы и чертежи, и выскочил на улицу.
Водитель, распахнув дверцу изнутри, приветливо помахал рукой, а когда я сел в кабину, протянул подушку.
— Держи, Петрович, чтобы головой на ходу не биться.
— Чего это?
— Да у тебя сонная артерия в заднице, наверное. Как в машину садишься, сразу засыпаешь.
Действительно, переезды я частенько использовал для отдыха, если не был занят какой-нибудь сверхидеей, как заставить работать то, что упрямо работать не хотело.
— Вот я девчонкам в правлении об этом и рассказал, — продолжил шофер. — Они и сжалились над тобой. Уж не знаю, откуда они ее взяли такую, наверное, по лоскутку тряпочками скидывались.
Подушка на самом деле представляла собой самое немыслимое сочетание обрезков различных форм и оттенков, а судя по запаху, была набита сеном.
— Отомстил, значит? — добродушно спросил я, с улыбкой представляя, какие слухи теперь поползут по заводу. — Но все равно спасибо.
— Да я от всей души! — смущенно ответил водитель.
— Не сомневаюсь! — улыбнулся уже в открытую, чем окончательно вогнал незадачливого дарителя в краску. — Поехали, что ли?
Машина зафырчала чаще, и мы поехали по ухабистой деревенской улице. Устроившись поудобнее, я заснул.
