— Нна-а-а!!!
Буран грудью отбрасывает низкого конька, а рукоять меча ударяет в щит врага, вбивая его верхний край прямо в горло.
И, если Маре суждено забрать нас в мир иной,
Мы встанем рядом с Перуном
В небесный ратный строй!
Разум не поспевает за телом, только направляя его в нужную сторону. Все смешалось и померкло в клубах пыли. Вокруг вой и стоны, хруст лопающихся под булавой костей и хлюпанье, когда она попадает в мягкое, звон меча, крушащего сырое вражье железо и треск вспарываемой на мне кольчуги.
— Рус! Рус! Хазар! Хазар! — несется со всех сторон, иначе не отличить в этой толчее врага от друга, чтоб не задеть по ошибке.
Уже не понять, летим ли мы с Бураном по-прежнему вперед, рассекая рать как стоячую воду, или наоборот, стоим как скала в бурном потоке.
Тебе мы клятву принесли —
Веди нас, княже, в Сечь!
К свободе пусть укажет путь
Твой обнаженный меч!
[2]
Русский стяг вырывается из душной серости справа, там князь, там старые бояре. Нет боле резона рубиться поодиночке, порыв степняков запнулся, и сеча идет почти на одном месте. Толкаю Бурана пятками, стремлюсь к своим, а под удар вместо бездоспешных голодранцев все чаще попадает хазарская броня. «Полудень битвы» — знатные ханы с родичами и ближниками.
Они могли бы, пожалуй, вырубить нас поодиночке, даже обоеруких. Но теперь, сбившись в кулаки, по трое, а то и по дюжине, дружина выкашивает ворогов, как жнецы хлеба в серпень, помогая друг другу и щитом и мечом.
Как из мрака на свет мы вырвались из сечи, прорубив себе путь сквозь рать. Степной ветер снес пыль и открыл в паре перестрелов, у брода, нового врага. Сверкающие в лучах полуденного солнца брони и обмотанные белыми тюрбанами кованые шеломы щедро разбавлены зеленым. Магометанские наемники, «Вечер победы». Пара сотен всего, но отборных воинов. Знатный противник, в бою с которым не зазорно сложить буйну голову.
Хазарский воевода перехитрил сам себя, пряча их до времени в низине, рассчитывая измотать нас сечей и добить в решительный момент. Не ждал он княжьего удара. Теперь им трудно разогнаться вверх по склону. Теперь нет у них выбора, только на нас, сметая и чужих и своих. Нет выбора и у дружины, только вперед, только ударом на удар, пусть нас и пара дюжин всего. Княжье знамя не должно пасть.
Снова щетина острых наконечников навстречу, мы же свои копья, а многие и щиты, оставили далеко позади. Нам бы только ворваться внутрь вражьего строя, тогда сеча в мечи пойдет на равных. А значит, кто-то должен принять удар на себя, чтобы проложить путь остальным. И удальцы вырываются вперед, сейчас-то и решится, кто же из нас лучший.
Буран старше и тяжелее коней других бояр, но вынослив и теперь оторвался, оставляя позади и стяг и князя. Не попрекнет никто, что поперед него в сечу, не успеет. Взял я ныне животов немало, пришла пора и свой класть. Помогай мне, Перуне!!!
— Иншалла!!! — упругим ветром дыхнуло навстречу.
— Ррааа!!!
Разметав троих в первом ряду, врубился во второй и, достигнув третьего… воспарил над битвой, с высоты глядя, на вставшего на дыбы и бьющего во вражий щит Бурана, на распластавшееся на его крупе, пронзенное обломками копий, тело. Видел, как стяг влетел вслед внутрь магометанского строя и стоял там незыблемо, защищаемый немногими оставшимися еще в живых боярами. Видел, как пешие теснили от брода стеной щитов табун лишившихся наездников коней, побивая сулицами застрявших в нем оставшихся в седле хазар, не давая ни приблизиться к себе, ни взяться за лук. Как прижатые к реке кочевники бросались в нее и плыли на степной берег, как тонули одоспешенные наемники, как пешие, похватав коней и переправившись через брод, пошли по обоим берегам, добирая остатки вражьего войска.
— Зачем пришли? Нет вам здесь дани!
Эпизод 6
— Поль, а Поль? — я осторожно погладил по голове сладко спящую жену.
— Аах, — зевнула она и, открыв глаза, спросила: — Чего тебе?
— Чего я натворил то? — уже по взгляду понял, что теребить Полину посреди ночи было большой ошибкой.
— Меня разбудил! Этого мало?
— Да, нет… Кроме этого?
— А, кроме этого, в лягушку превращу, за то, что дурацкие вопросы задаешь! Что стряслось то у тебя, говори прямо?!
— Так… Сны мне снятся… Опять.
— Я ни при чем, это меч твой.
— Что меч? Он железный! Мне вообще ничего и никогда не снится! За всю жизнь такие случаи по пальцам пересчитать! И в половине из них ты виновата!
— Сказано тебе! Меч эти сны тебе посылает! Мое дело — сторона.
— А я говорю — он железный!
— Железный… да не бездушный.
— Ты чего несешь? Еще скажи у избушки твоей душа есть, сейчас на курьи ножки вскочит и убежит!
— Послушай, умник, ты, когда свои моторы делаешь, душу свою в них вкладываешь?
— Так это просто выражение такое. Иносказательное.
— Иносказательное… Бог, создавая этот мир, во все свою душу вложил. И в тебя тоже. Есть у тебя душа? То-то же. А через тебя и в моторы твои. Через кузнеца, что меч ковал, через воинов, которые им рубились, его частица и в клинок попала. Чем больше человек отдается своему делу, тем большую душу в него вкладывает, так и в это «железо» вложили многие и немало.
— Этак у меня вся душа на клочки пойдет, если моторы на конвейер встанут.
— Не ерничай. Когда вкладываешь душу во что-то, ее больше или меньше становится?
— Ээм… Больше, наверное. Чувствую. Противоречие какое-то. Разделяя приумножаешь?
— Не совсем, Сема. Бог есть любовь. Она объединяет, сливает души в одно целое. Закончишь свой жизненный путь в любви к Богу, который тебя тоже любит — воссоединишься с Ним. «Воссияете в Боге» — слышал? Там и все светлые души от начала. И частицы тебя вернутся на Землю, приумножатся и вновь вернутся к Богу. Так-то — Полина многозначительно помолчала и вдруг спросила: — Ты ведь любишь свой меч?
Я как-то не задумывался над этим вопросом. Да, он мне почему-то очень дорог, но можно ли это назвать любовью?
— Не знаю, наверное…
— Так чего ты удивляешься, что он к твоей душе прикоснулся и сны тебе посылает? Ведь нет у него другого способа сказать тебе важное. Ты когда по утрам скакал, о чем думал?
— Да я все время об одном и том же думаю!
— Вот. А он тебе ответил и подсказал. Да еще утешить попытался, показав, что он твоими руками сам собой пожертвовал, а не ты его искалечил. Ой!
— Та-а-а-к! Ты что же, сны мои видишь?!
— Ну Сем… Я ведь тоже тебя люблю.
