– Спасибо, отец!
– За что? – отмахнулся старик. – Считай это
платой.
– За что?
– Сироту пристроил, – повторил старик. – Да и
вообще… Недобрые люди сами все берут, а добрым надо помогать. Ты где-то в
глубине души… на самом донышке, в уголочке, добрый, хоть и ворюга редкостная.
– Спасибо, – сказал Залешанин с сомнением, он был
уверен, что как раз он и есть самая добрая душа на свете. – Спасибо.
А воровал я так… больше по лихости. Много ли на жизнь надо? А вот
покуражиться, удаль показать…
– На чем попался, – согласился старик. – Отдохнешь
аль дальше до самого Киева?
– Спешить надо, – ответил Залешанин с неохотой. –
Щит… да и вообще. Земной поклон тебе. Пусть тебя бесы не больно на том свете
под ребра вилами… хоть ты, видать, не просто так в леса ушел. Правда, зато не
попался и щиты не таскаешь…
Старик вышел проводить его на крыльцо. Подслеповато щурясь,
огляделся:
– Эх, да чего добру пропадать?.. Во-о-он под той бузиной
копни. Да не бойся, бес не выскочит. Я там в молодости закопал что-то, уж
и запамятовал… Не то золотишко, не то камешки. Думал, скоро отрою, а вишь как
вышло. За лесом будет малая весь, там купи хорошего коня. До самого Киева леса
уже непролазного не встретишь, так и доскачешь.
Глава 20
Рагдай несся на быстром как ветер коне. Земля мелькала под
копытами с такой быстротой, что стала ровной серой лентой. Деревья не успевали
показаться на виднокрае, как зелеными тенями проныривали рядом, а впереди вырастали
то горы, то внезапно распахивались широкие реки.
Конь делал гигантский прыжок, Рагдай задерживал дыхание,
ожидая, что либо с высоты шарахнутся о скалы, либо рухнут в глубины вод, но
конь всякий раз перемахивал, от удара Рагдая едва не сплющивало, шлем
становился таким тяжелым, что вгонял голову в плечи, но конь снова продолжал
бег, и Рагдай с усилием переводил дух.
Перемахивая через горы, видел на горных тропах отряды, что
обламывали ногти, карабкаясь по кручам, но упорно заходили в спину соседу, ибо
нет более ненавистного человека, чем сосед, видел, как на плотах,
бурдюках – а герои вплавь – переправляются огромные войска, чтобы в
схватке с соседом добыть себе чести, а князю славы…
Когда под копытами застучала сухая, прокаленная зноем земля,
в груди екнуло счастливо. Пошли сопредельные с родными степи. Печенежские
просторы, где друзья и союзники, они же и соперники, воюют то вместе, то
против, не реже и не чаще, чем с соседским славянским князем…
Конь начал замедлять бег. Рагдай вдохнул всей грудью воздух,
напоенный ароматами трав, ощутил влагу, но удивиться не успел, впереди начал
вырисовываться берег, могучие яворы над кручей, плакучие ивы…
– Днепро, – вырвалось из него само по себе. Сердце
стучало часто, он чувствовал ярую мощь в теле, а руки дрожали от нетерпения, с
каким ухватит свою нареченную. – Днепро…
Ветер уже не разрывал ноздри, а лишь ласково охлаждал
разгоряченный лоб. Рагдай направил коня вдоль берега, Днепр не перемахнуть, но
там чуть ниже по течению наготове лодочники, перевезут прямо к Боричевскому
взвозу…
В ноздри тревожно пахнул чужой запах, рука крепче сжала
повод, а другая проверила, на месте ли меч, прежде чем он понял, что быстро
нагоняет большую группу всадников. Они неслись во весь опор, в воздухе все еще
тянулись струи тяжелых запахов конского пота, пены и угрюмой торжествующей
злости.
Конь под ним словно учуял его просьбу, прибавил, через
несколько томительных мгновений скачки Рагдай увидел далеко впереди коней, на
чьих спинах сидели люди с оружием. Их больше, чем предположил по запаху, не так
уж и устали, около сотни, а догоняют… одинокого всадника, что уже не мчится, а
едва тащится на шатающемся от усталости коне.
Сердце оборвалось, он пришпорил жеребца раньше, чем
сообразил, что делает. В первых лучах солнца голова всадника вспыхнула,
как слиток золота, ветер растрепал волосы, они стали похожи на золотые стебли,
а конь под ним был красный, как пролитая кровь. На спине всадника, оберегая от
стрел, висел округлый червонный щит. На солнце сверкнул так, что Рагдай едва не
упал с коня от удара по глазам.
– Удалось! – вскрикнул он, еще не веря себе.
Этот здоровенный растяпа, не умеющий отличить правую руку от
левой, все же сумел донести щит! Осталось чуть-чуть…
– Слава!!! – грянул он мощным голосом, от которого в
бытность приседали в испуге кони, а вороны падали с веток замертво. – Мясо
для моего меча!
Конь под ним пошел ровным мощным скоком, уверенно догоняя и
в то же время сам изготавливаясь для удара грудью, для боя подкованными
копытами, готовясь страшно ржать и хватать врага крепкими зубами.
Задние обернулись на крик, начали придерживать коней. Рагдай
зловеще усмехнулся, страшнее улыбнулась бы разве что сама смерть, меч в его
богатырской длани протянулся острием к небу, так с поднятым мечом и догнал, а
затем неуловимо быстро взмахнул раз, взмахнул другой, не давая приноровиться к
своей манере, а когда настиг, сверкающая полоса булата развалила переднего
пополам, потом пятого, седьмого… Остальных сбивал и топтал конем, а когда и
восьмой отлетел в сторону, как небрежно отброшенная кукла, впереди по ветру
заносило конские хвосты: передние уже настигали измученного беглеца.
– Слава!!! – вскрикнул он снова страшно и весело.
Снова обернулось только с десяток, остальные настигли
златоголового разбойника. Тот успел остановить коня и схватить в руки
чудовищную палицу и щит, его окружили, началась схватка, где все мешали друг
другу, отталкивая конями, спеша нанести смертельный удар.
Рагдай рубил страшно, в Царьграде не зря сочли
профессионалом: ревел и дико вращал глазами, разве что пену не пускал изо рта
некрасиво, но оставался холоден и расчетлив, в отдельные схватки не ввязывался,
удерживался до удобного мига, когда так просто снести голову огромному
мордовороту, что так и лезет под удар, раскрыв и шею, и грудь, и даже живот, пробивался
к Залешанину, что вертелся в седле, как вьюн на горячей сковороде, но жить ему
осталось меньше, чем вьюну, ибо, даже мешая друг другу, враги берут числом…
– Залешанин! – крикнул он в яростном веселье. – Их
тут всего сотня!.. Что это для твоей оглобли?
Залешанин оглянулся, что едва не стоило ему жизни, ибо
только теснота помешала точному броску дротика, но все же рвануло за прядь
золотых волос. Рагдай прорубился, коня поставил рядом с конем Залешанина, но
мордой к хвосту, чтобы защищать друг другу спины.
Так рубились дико и в кровавом неистовстве, в Залешанина
словно вселился кровожадный бог войны скифов, он рычал и бил в обе стороны, а
кого доставал краем щита, там лопались панцири, шлемы, брызгало красное мясо.
Длинная дубина со звоном крушила железо доспехов, слышался предсмертный вскрик,
а страшное оружие уже плющило другого, не успевающего понять, как это их, самых
отборных и умелых, сминают всего лишь двое…
