Стражи остались было по эту сторону двери, мол, с таким
бугаем в случае чего князю не совладать, но Владимир нетерпеливым движением
бровей вымел в коридор. Разбойник силен, кто спорит, но бойцовских ухваток не
знает, а он, Владимир, троих таких бычков завалит, буде надобность сыщется.
Разбойник уверенно перенес ноги через лавку, глаза
оценивающе пробежали по столу. Ноздри подергивались, спросил неожиданно:
– Вино фалернское?
– Греческое, – ответил Владимир сухо. –
А фалернское или хиосское… А ты и вина чужие крал?
– Крал не крал, но пробовал, – ответил разбойник
с напускной скромностью.
Его пальцы уже разрывали жареного гуся, коричневая корочка
хрустела, из-под нее вырывался пар, пальцы обжигало горячее мясо, истекающее
соком. Владимир, что решил было не есть, сглотнул слюну, сердито оторвал
гусиную ногу.
В молчании ели, запивали, кубки были полны, а в дальнем
конце стола ждали еще три кувшина с вином из Царьграда. Разбойник ел неспешно,
хотя за время в срубе исхудал, кожа на скулах натянулась, ключицы торчат, хотя
видно, какие толстые, что бычьи кости…
Когда голодный огонек в глазах разбойника потух, Владимир
сказал, едва сдерживаясь:
– Жрешь, как красная девица! Двумя пальчиками, волокна
отщипываешь… Разве воины так едят?
– А я не твой дружинник, – ответил разбойник
хладнокровно. – Говори, чего тебе своровать? А то пошли тех, кто ест
как надо.
В голову Владимира ударила горячая тяжелая волна. Едва
удержался, чтобы не въехать кулаком в нагло ухмыляющуюся рожу мерзавца.
– Ладно, – выдохнул он сквозь зубы. – Мое слово
крепкое… Вернешься со щитом – получишь прощение, удел, дочь боярина
Твердожита.
– А если на щите? – ухмыльнулся разбойник.
– Ты мне знанием древних умностей не щеголяй, –
предостерег Владимир. – Про щит я не для красивости речи. Мне нужен
настоящий щит! Тот самый, который Вещий Олег прибил на врата Царьграда.
Кубок едва не выпал из рук разбойника. Глаза не оставляли
лицо князя, а когда убедился, что князь не шутит, спросил недоумевающе:
– И что же… тот щит там все еще… висит?
– Висит.
– А… зачем?
– Не для красоты же, – отмахнулся Владимир. – Ты
смерд, а не воин, куда тебе знать… Когда заключаешь мирный договор, то по
обычаю прибиваешь свой щит на врата града, с которым воевал. Как бы берешь и
его под защиту. Князь Олег получил от Царьграда богатый выкуп, греки обязались
платить нам дань… и по сей день платят, а мы за это помогаем Царьграду войском.
За отдельную плату, конечно… Мой дед пытался поднарушить уговор, ходил с
дружиной, чтобы греки увеличили выплату, но то ли в самом деле ихние маги
наслали страшную бурю, что перетопила ладьи Игоря, то ли что-то еще… Греки
верят, что этот щит Олега хранит их город. Даже если это не так, все равно щит
надо снять и увезти. В Царьграде сразу падут духом.
Разбойник молчал, челюсти его двигались все медленнее.
Пальцы блестели от жира, но забыл облизываться и вытирать о скатерть.
В палате повисло тяжелое молчание. Когда он поднял глаза, Владимир понял,
что разбойник мог заподозрить, что за похищением щита стоит нечто большее, чем
попытка увеличить дань с Царьграда.
– Щит, – сказал разбойник медленно, он полузакрыл
глаза. – Щит на городских вратах… А те наверняка повыше, чем Ляшские
или Жидовские… И охрана там не спит, как твои вои, что в соплях путаются,
левую руку от правой ноги не отличают. Но все же мне только веревку покрепче да
ночку безлунную – и щит у меня! Если только не пропью по дороге, не
обменяю на глиняную свистульку…
Владимир сказал напряженно:
– Щит привези. Он в самом деле даст победу. Стоит показать
нашей дружине, сразу во львов обратятся!
Разбойник прищурился:
– Похоже, княже, ты сам не больно-то веришь в силу щита?
– Верю или не верю, – сказал Владимир зло, – а
князь должен извлекать выгоду из любой вещи. Если перевезти щит от греков к
нам, то их это ослабит, а нас усилит. Неважно, волшебный или нет. Ясно?
– Ясно…
– А в чем твой страх?
– Страха тоже пока нет. Но ежели греки верят в силу щита, то
охраняют, видать, как зеницу ока?
Владимир отмахнулся:
– Если и охраняли первые годы, то сейчас забыли, зачем
вообще охрана. Сколько лет минуло! Мой дед еще под стол ходил…
– Под столом?
Владимир брезгливо отмахнулся:
– И под стол тоже. Я бы послал своих богатырей, но
слишком уж на силушку уповают. Не разумеют, что Царьград – это не местные села.
Туда съехались богатыри со всего света, нашим дурням сразу рога обломают!
А мне не подвиги их дурные нужны. Мне щит нужен!
Не сдержавшись, с грохотом опустил на стол кулак. Залешанин
осторожно отнял кубок от губ. Кулак князя с детскую голову, но весь увитый
толстыми жилами, сухой, мяса на нем не больше, чем на умершем с голода
таракане. И вся рука перевита выпуклыми мышцами, сухожилиями, рука воина,
привыкшая к тяжелому мечу. А дальше могучее предплечье, круглое, как
валун, плечо, широкая грудь, шея как ствол молодого дуба, суровое лицо с
пронизывающими глазами.
Глядя в эти глаза, Залешанин внезапно понял, что сам
Владимир с легкостью добыл бы щит, не погнушавшись, как мартовский кот, ночью
залезть на городские врата Царьграда, переоделся бы и старухой, и нищим, чего
не стали бы делать гордые богатыри из его дружины…
– Я сделаю, – сказал он торопливо. И опустил
глаза, ибо увидел в князе нечто близкое, а это опасно, всяк властелин держит
себя сурово и загадочно, не позволит, чтобы узрели в нем такого же
человека. – Вели дать коня и злата, если торопишься… Если нет, то сам
добуду и коня, и все, что понадобится.
Владимир буркнул:
– Ты получишь все. Но… за городом. Там в роще тебя будет
ждать конь. Хороший конь, не крестьянская лошадка. Под седлом переметная сума,
твою палицу приторочат тоже… Ты в самом деле ее поднимаешь аль только
бахвалишься? В седле зашито золото, горсть каменьев. А отсюда
сбежишь, понял? Никто не должен знать, что я послал тебя в Царьград. Понял?
– Понял, – сказал Залешанин осторожно, хотя мысли в
голове метались, сшибая одна другую с ног. – Я понял, что ничего не
понял…
– Опять греки, – рыкнул Владимир. – Ты не в волхвы
нацелился?
– Да нет, – ответил Залешанин в замешательстве, –
я даже не знал, что это уже кто-то сказал до меня… и что это великая мудрость.
Я таких мудростей могу… Похоже, жизнь твоя совсем собачья, если даже своим
не доверяешь. На хрена б мне такое князевание?.. Я вот всем верю…
– Вот и сидишь в цепях, – отрезал Владимир, –
а я – на троне. Что еще неясно?
