– А как сбегу из подвала?..
– Стража перепьется, – отмахнулся Владимир. – Ты
сумеешь выдернуть цепи… я помогу, хотя ты и сам здоровый, как сарай. Ночью
проберешься до кузницы. Я знаю, кузнец с вашей ватагой связан. Да знаю,
знаю! Собьет цепи. Главное, чтобы все выглядело, что ты сбежал сам. Если
узнают, что послан мною, за твою шкуру и сушеного клопа не дадут!
От князя несло холодом, как от глыбы льда. Заходящее солнце
заливало горницу красноватым светом, узкое худое лицо было как из гранита, под
надбровными дугами было темно, бритый череп недобро блестел, словно залитый
кровью, даже черный чуб казался змеей, что искупалась в крови…
– Я все запомнил, – сказал Залешанин. –
Когда?
– Сегодня ночью, – отрубил Владимир. – Времени в
обрез.
Он взял в руки колотушку, намереваясь ударить в медный щит.
Залешанин старательно вытер жирные пальцы о белоснежную скатерть, поднялся,
небрежно повалив скамью. Та упала с грохотом, за дверью послышались торопливые
шаги, но дверь осталась закрытой.
– А все-таки, – спросил он, – почему ты
уверен, что не пошлю тебя… ну, куда тебя всяк посылает, даже если и улыбается в
глаза, и не уйду пропивать твои деньги?
Владимир оглянулся, черный клок волос на бритой голове сполз
набок, Залешанину почудилось, что там змея начала раскачиваться, готовясь к
прыжку…
– Не сбежишь, – сообщил Владимир угрюмо. – Уже и
без волхва видно.
– Почему?
– Больно гордый, – сообщил Владимир.
Он ударил в медный круг. Звон ударил по ушам, дверь тотчас
распахнулась. Трое стражей ворвались с мечами наголо, застыли на пороге,
пожирая Залешанина злыми глазами. Князь небрежно сделал движение пальцами,
словно смел со стола мусор:
– Отвести обратно и стеречь неусыпно!
Глава 9
На городской стене холодно и зябко. Небо черное, звезд не
видно за тучами, только на востоке уже сереет рассвет, но на земле мгла. Ветер
продувал до костей, несмотря на теплый месяц травень. Белоян ежился, зябко
кутался в длинное одеяние из грубого полотна. Когда на востоке начала
разгораться алая заря, снизу послышался легкий шорох.
Сперва донесся запах разогретого тела, князь возник рядом
почти неслышно, от него несло жаром, словно только что выбежал из бани. Суровое
лицо в рассвете казалось почти нечеловеческим.
– Ну что? – шепнул Белоян.
– Получилось. Я видел, как он выскользнул… Сейчас,
должно быть, сбивает цепи. Подождем.
– Только бы не попался, – шепнул Белоян с надеждой.
– Второй раз не попадется. Да и первый… что-то странное, что
оказался в наших руках так просто…
Алый свет поднимался по небу, нежный и стыдливый, но
исчезали тучи, превращаясь в розовые облака, кудрявые и быстро тающие, небо
светлело, наливалось темной синевой, а земля наконец смутно выступила из мглы.
Вдали заискрилось, словно небесный кузнец выхватил клещами из горна раскаленный
брус железа – ярко-оранжевый, рассыпающий искры.
Белоян невольно засмотрелся, не мог привыкнуть к такому
чуду, хотя повторялось каждое утро, вздрогнул от толчка локтем в бок.
– Не спи, замерзнешь. Что зришь?
– Работу богов, – прошептал Белоян зачарованно.
– Каких богов? – удивился Владимир. – Это я помог!
Да и через стену лезет сам, боги не подсаживают.
Белоян вздрогнул, начал всматриваться туда, куда указывал
князь. Как назло, снова задул злой ветер, бросал в лицо клочья холода, словно
зима пыталась вернуться хоть в таком виде.
– Есть, – сказал он негромко, в голосе были недоверие и
страх. – Я догадывался, но вот так увидеть…
– Мне бы твои глаза, – сказал Владимир с досадой.
– Тогда пришлось бы расстаться с княжеством.
– Врешь, – не поверил Владимир. – У нас
всегда было так, что князь был и верховным волхвом. Одно другому не мешало.
– Это когда княжество было с птичий двор. Вон гляди… видишь
темное облачко?
– Только светлое, – отозвался Владимир
напряженно. – Пыль из-под копыт его коня! Где раздобыл, подлец, так
рано?.. Об этом не уговаривались.
Волхв всматривался, приложив ладонь к глазам козырьком,
защищаясь от солнца, но в другой руке был резной посох, темный камень навершия
налился багровым, в нем смутно бродили тени, вспыхивали короткие колючие
искорки. Там, куда Белоян смотрел, быстро удалялось желтое облачко пыли, потом
погасло, когда беглец погнал по раскисшей дороге, зато видно, как взлетают
черные галки сзади: выброшенная копытами жирная земля.
Волхв наконец опустил ладонь, в желтых волчьих глазах были
страх и злое торжество, словно задрал забредшую в лес корову.
– Оно ушло следом, – сообщил он.
– Какое оно? – спросил Владимир нетерпеливо. –
И кто?
– Если бы знать… Но теперь привязалось за ним неотвязно. Так
что твой план раскусили, княже.
Владимир кивнул:
– Вот и хорошо. У Добрыни на заставе богатырской уже
неделю лежит свиток за семью печатями. Сегодня срок сломать…
Волхв все еще поглядывал в ту сторону, куда удалилось
видимое только ему незримое облачко.
– Он сам поедет?
– Нет, но Добрыня единственный, кто там читать-писать умеет.
Да и то дивно: силен, как три медведя, а грамотный! Словом, он найдет кого
послать. Эти, что раскусили мой замысел, разбойника все равно сразу не
ухлопают. Иначе мне быстро станет известно, я тут же пошлю другого. Его прибьют
подальше от Руси. Чтобы я все еще ждал, надеялся… Зато, когда его устранят,
сами успокоятся. А настоящий богатырь тем временем доберется до Царьграда,
сорвет щит и вернется, пока там не спохватились. – Он вдруг зябко повел
плечами. – Пойдем. Еще поглядим, кто кого переборет! У них ромейская
хитрость, у нас – смекалка русов и славян. Да и печенежская сгодится.
Непривычно было мчаться на рослом боевом коне навстречу
рассвету. Городские ворота растаяли в утреннем сумраке, воздух был свеж, но жар
не оставлял сильное здоровое тело.
Дурак князь, обещал боярскую дочь… Конечно, пришлось сделать
вид, что обрадовался. На самом же деле отвлекал стражу в другую сторону,
выручая Владирога, друга еще по детским играм. Правда, тот теперь княжеский
дружинник, если бы и поймали, то отец наорал бы, тем бы и кончилось, а вот он
сдуру свалился в яму, ее только что вырыли под выгребную… Хорошо, не
пользовались еще.
Он вспыхнул, скривился, представив себя в непотребном виде,
замычал от стыда и злости. Подвигал спиной, чтобы ощутить тяжесть исполинской
палицы, и сразу на душе вроде бы отлегло. Любому мужчине становится легче, если
прикасается к оружию, будь то простой нож или вовсе палка.
