Один из пропойц, поймав его взгляд, поднял палец. Залешанин
кивнул, чего не угостить безденежного, сам таким бывал, и бродяга спешно
перебрался за его стол. Тут же волосатые руки поставили на стол две кружки,
Залешанин не первый, кто угощает незнакомых, привыкли. Залешанин с наслаждением
принялся за жареного гуся, запивая вином.
Хозяйский сын с некоторым беспокойством наблюдал еще за
двумя, что пересели за стол к этому молодому здоровяку, но Залешанин высыпал на
стол кучку серебра, и сын хозяина тут же оказался рядом:
– Еще что-нибудь?.. Может быть, рыбки?
– Рыбки? – удивился Залешанин. – А чо, давай
и рыбу. Я видел во дворе одну… Крупная! Чуть забор не повалила, когда
чесалась.
Утром наскоро умылся холодной водой, проверил, на месте ли
щит, среди тряпок не заметишь, перекусил неразогретой птицей и отправился на
берег моря искать корабль на ту сторону. А повезет, то хорошо бы и до
самого Киева по Днепру… Правда, привычного берега здесь нет, один сплошной
причал, а кораблей столько, что от мачт рябит в глазах. Их больше, чем в
Киевщине деревьев, а парусами можно закрыть все земли от Киева до Новгорода…
По причалу двигался отряд крепких воинов в добротных
доспехах. Залешанин насторожился, на обычных стражей не похожи как по стати,
так и по оружию. Обычные стражи едва ноги за собой таскают, морды опухли от
пьянства, топоры едва ли не деревянные, а у этих шлемы с перьями, латы поверх
кольчуг, короткие мечи в изукрашенных ножнах, а сами, как на подбор, рослые,
широкие, едва не лопаются от избытка силы.
Впереди шел высокий воин, в котором Залешанин чутьем угадал
большого воеводу или что-нибудь такое же важное. С суровым лицом, кончик
носа отрублен, глаза безжалостные, от него пахнуло железом и кровью, словно
навсегда пропитался запахами битв и сражений.
На полшага сзади и сбоку семенил человек в простом длинном
хитоне, чем-то раздраженный, суетливый, но пояс поблескивал золотом, а на
мягких сапогах пряжки были с камушками…
Залешанин пропустил их, сойдя с дороги, пошел следом, дорогу
расчищают как стадо туров, к тому же прут на причал тоже…
Из портовой таверны вывалились гуляки. Среди них выделялся
статный щеголь в богатом плаще. Шлем на нем блистал, с обеих сторон на щеголе висели
девки, повизгивали и часто всхохатывали, следом тащились еще пропойцы, попроще,
всякий сброд, жулье, все веселые и хохочущие.
Залешанин еще провожал их глазами, когда человек в хитоне
вытянул руку с накрашенным ногтем на пальце:
– Вон тот!
Воины, как волки, хищно разбежались полукругом, замкнули
кольцо с веселой сворой в середке. Щеголь надменно поинтересовался:
– Что за рвань загораживает дорогу знатному ипасписту?
Начальник стражи бросил коротко:
– Взять!
К щеголю подошли двое с боков, отпихнули примолкших
девок. Щеголь поморщился, когда их тяжелые руки опустились на его плечи.
– Кто?.. И по какому праву?
– Ответят в пыточном подвале, – буркнул начальник
стражи. – Если захотят.
Воины быстро и умело ухватили щеголя за руки, начали
заворачивать за спину… Залешанин глазом не успел моргнуть, ему нравился
начальник стражи: мужчина не должен быть красив и наряден, как продажная девка,
как вдруг оба воина с такой силой ударились лбами, что железный звон отдался
зудом в зубах Залешанина. Кулак щеголя метнулся вперед как падающая звезда.
Голова начальника стражи откинулась, до Залешанина донесся глухой стук. Щеголь
развернулся, в его руке блестел длинный меч. Залешанин не успел заметить, когда
тот выхватил.
Воины – чудо, а не воины! – бросились вперед как
волчья стая: хищно и не раздумывая. Меч заблистал, звон, лязг, крики, гуляки
разбежались, со стороны жадно пожирали глазами дивный бой, когда один дерется с
целым отрядом. Там падали под его ноги как спелые колосья, щеголь отпрыгивал,
увертывался, успевал видеть и тех, кто забегал со спины, молниеносно рубил,
Залешанин видел, что лезвие рассекало плоть, как если бы рубил капустные
кочаны, только кровь брызгала настоящая.
Начальник стражи поднялся на колени, выплюнул крошево зубов
в кровавой пене:
– Да убейте же… Разом!..
Щеголь дрался как разъяренный зверь. Залешанин слышал его
рык, видел перекошенное лицо, его меч всякий раз успевал встретить чужой меч на
полпути, со спины все еще зайти не давал, хотя дрались на открытом месте,
дорогу к корчме, где мог бы стать спиной к стене, отрезали два ряда
булатногрудых, что уже закрылись щитами, понимая, что не зря их послали целым
отрядом…
Народ собрался толпой, оттуда кричали подбадривающе.
Залешанин понял, что кричат щеголю, императорских воинов боялись или не любили,
да он и сам ощутил, что начинает сочувствовать храброму одиночке. Пусть даже
такому богатому и красивому.
Раздались крики, прибежала, тяжело громыхая сапогами,
портовая стража. Начальник стражи движением руки их тоже отправил в бой. Его
немногочисленные воины перестроились.
Из кучки народа, что вышла вслед за гулякой из таверны, один
вдруг шагнул в сторону, в его руках появилось то, что нельзя представить в
руках знатного воина, – кожаный ремень с выемкой посредине, оружие
простого плебса. Оттуда же из сумки он быстро вытащил округлый булыжник
размером с кулак воеводы. Залешанин как завороженный наблюдал, как праща начала
описывать круги над головой, слилась в серый шелестящий круг, мужик примерился,
взгляд стал острый и злой, резко отпустил один конец, когда ремень уже разрезал
воздух с жутким свистом.
Щеголь двумя быстрыми ударами поверг на землю сразу двоих,
ощутил неладное и начал поворачиваться, в этот миг камень ударил в закрытый
железом висок. Раздался звон, у Залешанина заныли зубы, щеголь содрогнулся,
повернулся, его страшный взор отыскал пращника, тот охнул и выронил ремень,
щеголь качнулся и упал с таким грохотом, будто рухнули медные ворота Царьграда.
Воины бросились как крысы на молодого поросенка. Красный
плащ исчез под их блестящими телами. Залешанин слышал сопение, глухие удары,
смутно подивился, что же там еще можно бить, но куча наконец распалась, двое
с усилием подняли щеголя. Из-под шлема вытекала красная струйка. Лицо
перекосилось от боли.
– Подлец…
– Быстрее, – прошепелявил начальник стражи.
Он бросил монету пращнику, а воины повели схваченного. Сзади
шел сановник, начальник стражи закрывал окровавленный рот платком, где
выступили широкие красные пятна. Сзади раздался шум, оставшиеся били пращника,
но начальник стражи даже не оглянулся.
Крыши царьградцев плоские, если не считать их храмы, дома
стоят тесно. Залешанин с легкостью перепрыгивал с дома на дом. Внизу по
узким улочкам вели схваченного щеголя. Руки связали за спиной, на шее петля,
другой конец начальник стражи привязал к седлу своего коня. Он все еще зажимал
платком рот, а в седле раскачивался так, что вот-вот грохнется как груда
железа.
