Да, она стояла, отодвинув могильную плиту, по шею в яме.
Ноги действительно в гробу. Пришлось упереться руками в края ямы, пытаясь
выбраться…
В следующий миг она вскрикнула и упала на дно. Когда
поднялась на дрожащих ногах, вскинула обе руки навстречу лунному свету. Длинные,
белые, с тонкими запястьями, изящными пальцами!
В смятении перевела взор на ноги. Те прятались в тени,
но она уже чувствовала, что тело ее изменилось, ноги длинные и стройные, а в
поясе тонка…
Торопливо, осыпая под ноги края могилы, она выкарабкалась наверх,
торопливо оглядела себя. Тело ее изменилось, хотя она чувствовала себя в том же
весе, но теперь вытянулась, с радостным изумлением ощутила, что грудь стала
крупной и упругой, две белоснежные чаши, безукоризненные и чистые…
Не сразу поняла, что ей что-то оттягивает голову, мотнула,
по плечам и спине хлестнули волосы – длинные, черные, блестящие, слегка
вьющиеся. До поясницы целый водопад великолепных волос!
Внезапно услышала сдержанный смешок. В страхе
отпрянула, вгляделась в темноту. Там зашевелилось, в лунном свете выдвинулся
немолодой мужчина, показал пустые руки успокаивающе, снова присел на ближайшую
мраморную плиту.
– Не пугайтесь. – Голос его был ровный и спокойный,
голос сильного и уверенного в себе знатного человека. – Я такой же,
как и вы. Ждал, когда выберетесь, чтобы вы не слишком испугались…
А засмеялся, потому что уж чисто все по-женски: в первую очередь –
как я выгляжу?
Она пробормотала:
– Чтоб я не напугалась?.. Я как раз вас испугалась
больше. Вы знали, что я выберусь?
– Предполагал, – поправился мужчина. – Были
некоторые признаки… А так как теперь вы одна из нас, я расскажу кое-какие
мелочи, чтобы вы сразу не наделали глупостей.
Она с подозрением огляделась:
– Что значит одна из вас? Меня зовут Исмельда. Я дочь
сановника Силурга. У меня был обморок, меня похоронили по ошибке.
Я сейчас вернусь, заставлю отца прогнать лекаря… а то и бросить в темницу,
переоденусь, а утром посмеемся над моим приключением.
Он смотрел внимательно, как ей показалось, с грустью. Голос
его, такой же ровный, чуточку потеплел.
– Да, вы все еще не понимаете… Даже то, что все случившееся
приняли так… спокойно. И даже прикинули, как наказать лекаря. Если бы вы
остались прежней, которую захоронили по ошибке…
Она зябко повела плечами. В самом деле, она должна была
умереть от ужаса. Очутиться ночью на кладбище!.. В гробу!.. Похороненной
заживо!.. А сейчас ей даже призрачный свет луны, который раньше пугал до
истерики, кажется прекрасным…
Его голова была залита лунным светом, но лицо оставалось в
тени. И все же она не чувствовала страха. Возможно, потому, что он говорил
с участием:
– Отныне у вас другой мир. Вы еще не предполагаете… не
ощутили, что отныне вы всегда останетесь такой молодой и красивой…
Холодок страха пробежал по ее телу. Спросила чужим голосом:
– Уже второй человек говорит загадками.
– Да? Странно. Кто бы в том мире мог такое знать?
– Маг, – ответила она, – который и дал мне зелье.
Даже при лунном свете она видела вспыхнувший огонек в его
глазах.
– В самом деле? Удивительно!.. Чтобы простой человек
мог сам такое свершить… добровольно отправиться в наш мир…
Она сказала сердито:
– О чем вы?
– Еще не догадываетесь?
– Нет, – отрезала она.
В сердце метался страх, догадки одна ужаснее другой
лезли в голову. Он смотрел сочувствующе, в голосе теплоты не убавилось.
– Так-так… Но мне кажется, что, оказывая вам такую услугу,
они больше преследовали свои цели. Не знаю какие, но свои.
– О чем вы?
– Сперва скажите, – сказал он, – сколько мне лет?
– Мне все равно, – выкрикнула она, – скажите, что
со мной?
– Нет, – возразил он, – сперва вы ответите.
Дурочка, я стараюсь вас успокоить, подготовить. Когда узнаете, сколько лет, вам
станет чуточку легче. А может быть, и не чуточку.
Она смерила его взглядом исподлобья.
– Тридцать пять, – буркнула зло. – Пусть сорок.
И что дальше?
– Мне семь с лишним столетий, – ответил он
спокойно, – я помню эллинов, от которых у нас остались только легенды и
статуи, помню древних цезарей… И все время я жил, наслаждался жизнью.
С известными ограничениями, правда. То же самое предстоит и вам. Вы отныне
навсегда останетесь молодой и прекрасной! Навсегда… это совсем не то
«навсегда», которое имеют в виду ваши оставленные подруги.
Она хотела ответить, что у нее никогда не было подруг, но
страх не отпускал, спросила чужим голосом:
– О каких ограничениях вы говорили?
– Некой плате за наше совершенство. На самом деле плата
вовсе мизерная! Для всех мы мертвы. Солнечный свет нашу нежную кожу обжигает с
такой яростью, что за несколько мгновений мы умираем. Да он и ни к чему. Днем
мы спим, как обычные люди спят ночью. Зато в полночь…
Она слушала помертвев, если можно помертветь мертвецу.
Теперь чувствовала холод своих рук, всего тела. Однако в нем была и странная
мощь…
Он кивнул, словно отгадав ее мысли:
– Исмельда… я верно запомнил? Исмельда, ты сейчас сильнее,
чем была. И вообще сильнее любой женщины. Да, пожалуй, и мужчин. Исключая
героев, конечно. Герои, они… из другой глины, скажем так. А теперь я
познакомлю тебя с твоим новым миром…
…Збыслав, по прозвищу Тигрович, из знатного торкского рода
Тигровичей, что перешел на службу Киеву еще при Святославе Яростном, взял
лучшее от степняка-отца и от матери – могучей древлянки из богатырского
рода Вязовичей. На него оглядывались, ибо молодой витязь с яростным лицом
степняка-поединщика был со светлыми волосами северянина, глаза пронзительно
синие, такие непривычные для жителя степи, но гордо вздернутые скулы, темные
брови, сросшиеся на переносице, выдавали в нем южанина.
Он был сильнейшим из богатырей, что жили в Славянском
квартале города всех городов – Царьграда, и, несмотря на молодость,
негласно руководил всей охраной многочисленных складов, да и всего квартала.
Ворота Славянского квартала на ночь не запирались, в отличие от Иудейского.
Сюда нередко забредали загулявшие чужаки в поисках приключений… А как
сладко прикинуться невинным прохожим, над которым вроде бы можно позабавиться,
а потом самому сбить рога наглецам! Да сбить так, чтобы сами зареклись искать
здесь потехи и другим заказали…
Солнце опустилось, когда он неспешно поужинал, опоясался
мечом. Днем вздремнул малость, теперь всю ночь можно бродить по затихшим
улицам, вдыхать запах теплого моря, бдить. Пусть даже не его очередь нести
стражу вокруг Славянского квартала, но по ночам город совсем другой,
таинственный и загадочный, грязь исчезает, а дома кажутся еще красивее.
