Когда пробежали под навесами две или три улицы, Рагдай
прошептал буднично:
– Все.
– Ты о чем? – удивился Залешанин.
– Все, говорю, на сегодня. Пойдем спать.
Залешанин раскрыл рот так, что нижняя челюсть уперлась в
колени:
– А… щит?
– Щит будем искать завтра, – объяснил Рагдай деловито. –
А сегодня пусть маги друг друга ловят по всему дворцу. Базилевсу это
надоест, повыгоняет… Может быть, повыгоняет. Да и сами маги усомнятся. Ясно же
слышали, что сегодня будем щит добывать!
Залешанин опешил:
– Думаешь, они за нами следили?
– Предполагаю, – ответил Рагдай хладнокровно. –
Никогда не следует недооценивать противника. Тем более ромеев.
– Почему?
– В ромеях половина славянской крови, а еще там кровь
викингов, арабов, армян, иудеев, греков… и многих-многих народов, о которых ты
и слыхом не слыхивал. Так что мы сейчас оторвались от слежки, еще раз
переоденемся, помоемся. И поспим по-людски.
– Говоришь, только теперь за нас возьмутся?
– Конечно, – крикнул Рагдай весело. – Это будет
бой!
Залешанин посмотрел удивленно, только дурак спешит навстречу
драке, он это называет доблестью, а то и подвигами, но Рагдай вроде бы не
дурак, недаром же все корчмы в Царьграде знает, потом догадался, глядя на
дрожащего от нетерпения витязя, что тот просто стремится поскорее на Русь, где
продлит свой род мудрецов и героев.
Рано утром, когда еще черти попов не драли, Рагдай растолкал
Залешанина. Наскоро перекусив, переоделись как можно незаметнее. Когда
Залешанин толкнул дверь, с улицы пахнуло такой свежестью, что отшатнулся, а
грудь его уже пошла вверх и в стороны, захватив воздуха как можно больше и
сразу. Только вчера воздух был как перегретый овсяный кисель, все тело
чесалось, мысли становились злые, а глаза искали, с кем подраться…
Солнце обрушилось на плечи с прежней мощью, но сейчас эта
мощь словно вошла в Залешанина, он расправил плечи, счастливо засмеялся.
Странный этот Царьград…
Рагдай сказал негромко:
– Не гогочи, как… конь. На тебя смотрят.
– А чо? Я хлопец ничего!
– Вот-вот, – согласился Рагдай.
Залешанин надвинул шляпу на глаза, сгорбился и побрел уже
медленнее, приноравливаясь к походке осторожного селянина, который боится в
большом городе проторговаться. Рагдай плелся рядом такой обыкновенный, что
Залешанин засомневался в его длинном, как у ящерицы, хвосте знатных пращуров.
– Не отставай, – сказал Рагдай.
– Куда мы?
– В Царьград.
– А сейчас мы где?
– Дурень, ты Царьграда еще и не видел.
Улица, по которой шли, становилась все чище, просторнее.
Прохожие выглядели чище, достойнее, на всех перекрестках попадалась городская
стража. Даже эти стражники казались выше и крепче, одеты не в ржавые железки, а
в настоящие доспехи поверх чистой одежды. Дома вовсе многоповерховые, перед
входом толстые колонны, ступени из белого или розового мрамора.
Залешанин ошалело вертел головой, на каждый дворец впереди
указывал и спрашивал, как туда проберутся, а Рагдай лениво отмахивался. Мол,
кому нужен домишко простого сенатора, которых хоть пруд пруди, кому нужен домик
простого писчего, с какой стати лезть в конюшню, а это и вовсе склад для
захваченной в других странах добычи…
Залешанин умолк, но с трудом не вскрикивал, когда за
поворотом открывался вид на очередной сказочный дворец, на самом деле
оказывающийся всего лишь жилищем заурядного чиновника императорской службы.
– Воруют, – заметил Рагдай вполголоса. – Потому и
отгрохали…
– А куда ихний князь смотрит?
– Базилевс?.. Сгонит этих мух, налетят новые. Злые,
голодные. Пусть уж эти, сытые… Ты не больно верти головой, таких примечают
издали.
Залешанин постарался напустить на себя равнодушный вид, хотя
всего трясло от возбуждения. А он полагал, что уже повидал весь Царьград,
когда походил, оказывается, всего лишь по окраине!
– А когда проберемся в их сарай, – сказал, чтобы
услышать, что Рагдай не сердится, – то как определим, какой из них настоящий?
Может, щит Олега как-то отзовется, когда нас увидит? Почует родную кровь…
Рагдай поморщился:
– Брось. На Руси, как и в Царьграде, смешались русы и
печенеги, варяги и торки, а сами славянские племена разнятся друг от друга
порой больше, чем торк от норманна… Да и сам Олег неизвестно из какого народа…
Есть у меня один оберег, но я не уверен, не уверен…
Под требовательным взором Залешанина он нехотя вытащил из-за
пазухи узелок, развязал. На ладонь выкатился комок, Залешанин не сразу
распознал в невзрачном кусочке металла заклепку из черной бронзы. Размером с
майского жука, выпуклая, она лежала на ладони мертвая и равнодушная.
– Как? – спросил Залешанин. – Как это… поможет?
– Может помочь, – поправил Рагдай. – А может
и нет… Это из щита Олега. Перед этим был то ли бой, то ли к нему подсылали
убийц, но щит слегка повредили, а эта заклепка вылетела. Олег в таком виде и
повесил на врата Царьграда.
Залешанин загорелся:
– Здорово! Остается только примерить…
Рагдай скривился от радости дурня:
– Сперва остаются пустячки: пробраться в императорский
дворец, а его охраняют тысячи воинов и десятки колдунов, отыскать незамеченными
сокровищницу, суметь войти – а запоры там не чета в твоем сарае! –
взять и как-то суметь выбраться. Если не целыми, то хотя бы живыми… Или одному
живому.
На Залешанина пахнуло сыростью, словно внезапно очутился над
краем свежевыкопанной могилы.
– Ладно, – сказал он дрогнувшим голосом, – еще
наша сила не померкла… Боги, что это?
Глава 8
Площадь, на которую выбрели, была огромная, как Дикое Поле,
и блистающая, как хрустальные небеса вирия. Все пространство уложено каменными
глыбами, гладко тесанными и так плотно подогнанными одна к другой, что не то
что палец, волосок между ними не просунуть! У Залешанина волосы встали
дыбом, когда представил, каких трудов стоило притащить сюда куски скал,
обтесать так дивно, уложить, и все так тщательно, будто девка подбирала себе
бусы…
Со всех сторон площадь окружали белые дома один другого
краше, выше, блистательнее. Все с колоннами, навесами, мрамор искрится и
сверкает на фоне голубого неба, ко входу в каждый дворец ведут широкие
мраморные ступени. Под навесом из мрамора застыли такие же мраморные статуи
богов и героев, а чуть дальше Залешанин различил неподвижные фигуры нанятых
богатырей, но не застывшие, он видел, как они переговариваются, оставаясь в
тени.
