По ту сторону двери полутемный коридор, светильники горят
ярко, но их мало, в темных местах угадываются не то ниши, не то двери, а то и
дремлющие стражи.
– Рискнем, – прошептал Рагдай. – Здесь стражи
только на лестницах. На входе. Если их миновать, дальше охраны не узришь… до
следующей. Разве что в крыле базилевса на каждом шагу.
– Император нам без надобности, – ответил Залешанин нервно. –
Где щит? Щит где?
– Будем искать.
– Где?
– Авось на первом этаже.
– Этаже?
– Да, здесь так зовут поверхи. Но если на втором или на
третьем… не знаю, не знаю.
Залешанин сказал нерешительно:
– Окромя разрыв-травы, мне бабка еще одну штуку дала… Жаль
только, вонючая, толку от нее…
– Что за штука? – спросил Рагдай с надеждой.
– Так, ерунда…
– Ерунда, а все-таки?
– Да так… Можно на время принять личину другого человека.
Рагдай присвистнул недоверчиво:
– Обернуться?
– Да нет, не обернуться. Останешься тем же, но другие тебя
будут видеть, как будто ты коза или собака…
Рагдай не понял:
– Почему коза?
– Да так, к слову пришлось. Но какие козы или собаки во
дворце? А столбом прикинуться, так столбы не ходят…
Рагдай сказал все еще удивленно:
– Да столбов тут и без нас хватает. Но если прикинуться…
казначеем? Нет, сразу попадемся. Стражами?.. Тогда спросят, почему не на месте.
А где наше место?.. Служанками разве что…
Залешанин оскорбился:
– Бабами? Ни за что.
– А если красивыми? – спросил Рагдай раздумчиво.
– Тем более. Еще какой хмырь за зад схватит! А то и…
Нет, ни за какие пряники.
Рагдай согласился со вздохом:
– Пожалуй, не сумеем. Но кто ходит везде свободно, и не
замечают, в разговоры стараются не вступать?.. Ура, надо перекинуться евнухами.
Залешанин спросил подозрительно:
– А это кто?
Рагдай поперхнулся готовым ответом, сказал значительно:
– Те, кто поют тонкими голосами. Они важные персоны при
дворце! Им разрешено даже входить к женам императора.
– Прямо в гарем? – восхитился Залешанин. – Давай в
этих, которые поют… Только я петь не буду.
– Здесь нет гаремов, – ответил Рагдай. – Тебе бы
дальше на Восток… Как, говоришь, оборачиваться?
– Принимать личину.
– Пусть личиниться. Как?
Залешанин в затруднении развел руками:
– Как принимать личину пня, она объяснила. Погляди, грит, на
пень, представь, что ты такой же, потом отхлебни из этой баклажки… Вот она.
Цела, зараза… Ну, пнем просто, никаких трудов, это ж все едино, что человек,
что пень, или, скажем, прикинуться лосем. Вон ты и есть лось, тебе и рога без надобности,
тут никаких трудов… А этим, который поет…
Затаившись в темной нише, они напряженно всматривались в
темноту. Дважды проходили женщины, полумрак их не пугал, щебетали весело, от
них пахнуло такой волной духов, что едва не лопнул, пока давил в себе страшный,
как Змей Горыныч, чих. Рагдай всматривался в них чересчур внимательно,
Залешанин на всякий случай показал ему кулак, ничуть не мельче, чем у витязя, а
то и крупнее.
Мерно грохая сапогами, прошла стража, семеро закованных в
дорогое железо богатырей. Не такой уж знаток Рагдай, подумал Залешанин сердито.
Да и где ему все знать, больше напускает на себя, чтобы подбодрить его,
лаптеватого…
По коридору гуляли сквозняки, запахи тянулись липкие, сырые,
несмотря на разожженный в том конце громадный очаг. Там сидел, сгорбившись,
старик, подкладывал поленья и лениво ворочал длинной кочергой.
– На сколько хватит твоего отвара?
– Да на пару глотков, – ответил Залешанин. Он взвесил
на ладони баклажку. – А то и на один, если во всю пасть.
– Да нет, на сколько времени?
Залешанин почесал в затылке:
– Кто ж его знает… Это бабка не сказала, а спросить
запамятовал.
– Ворона.
– От сокола слышу.
Раздраженные, всматривались в далекие фигуры. В глазах
начали прыгать серые мухи. Согнутые в дуги спины ломило. Рагдай сказал
внезапно:
– А, была не была. Вон те двое… Примечай все, не пропусти.
Совсем близко прошли, громыхая подкованными подошвами, двое
могучего вида стражей. Видать, не простые свиньи: доспехи блещут, явно не сами
чистят, на шлемах перья пышные, идут гордо, как гуси с водопоя.
Ощутил облегчение, все-таки люди, а не бабы или евнухи,
что-то подлый витязь недоговорил, нутром чувствуется. А эти два
мордоворота как будто из их села: гогочут, сопят, чешутся, один что-то
рассказывает, а сам помирает от хохота, второй сопит и хмурится, как Рагдай за
обедом у Синтины…
Когда они скрылись за поворотом, Рагдай взял из руки
Залешанина баклажку. Тот еще провожал глазами спины стражей, а когда повернулся
к Рагдаю, отшатнулся и чуть не вскрикнул.
Перед ним стоял наглый и раскормленный боров в блестящих
доспехах и с перьями на шлеме. С плеч свисал щегольской плащ.
В начищенные сапоги можно смотреться, а пояс на пузе из отборных железных
колец размером с блюдце. В правой руке он держал баклажку:
– На, да побыстрее. А то забудешь.
Залешанин пробормотал, стараясь стряхнуть наваждение:
– Я сам хотел этим… Ты ж не сказал кому кого, а этот
был ко мне ближе.
– Он был и ко мне ближе, – напомнил Рагдай
тревожно. – Побыстрее!
Залешанин отхлебнул, старательно воскрешая в памяти облик
второго, который рассказывал и сам хохотал. В баклажке осталось на пару
глотков, Рагдай обделил себя, боясь хлебнуть лишнего.
Отшвырнув баклажку, он чувствовал себя таким же, но по
взгляду Рагдая понял, что изменилось многое. Рагдай осматривал его внимательно,
задерживал взгляд на том, где ничего не могло быть, словно видел то, что должен
был увидеть каждый посторонний.
– Пойдем, – решил он. – Да не туда, телепень!..
Туда поперли те двое. Что скажут, когда в одном месте окажемся вчетвером?
– Скажут, с перепоя мерещится.
Залешанин открыл рот и тут же закрыл. С той стороны
двигался отряд отборных воинов, впереди шел седоусый богатырь, широкий, как
Большая Медведица. Залешанин почувствовал, как задержал дыхание Рагдай, его
кулак ткнул в бок, а злой голос прошипел:
– Теперь шагай! Не стой, скотина…
