– Что золотишко! У меня и своего здесь нажито. Ромеи
только думают, что хитрее их нет на свете. Но где один киянин пройдет, там трем
грекам делать нечего. Но не все покупается золотом. А доброе имя
купеческое? А доверие? Это ж сколько времени еще минется…
Заботливые руки сунули Залешанину ковшик. Он жадно прильнул,
чувствуя холодную тяжесть, выпил залпом, потом лишь поперхнулся, ощутив, что
проглотил не родниковую воду, а охлажденное вино.
– Сюда точно не придут? – спросил Рагдай.
– Как это не придут? – оскалил чернобородый купец
зубы. – Стал бы тогда беспокоиться!
– Тогда надо срочно…
– Ничего пока не надо. Пусть чуть уляжется. Придут потом,
когда соберут все клочья, соединят, поломают головы. На это уйдет вечер, а то и
вся ночь. До утра тут безопасно. А в полночь вас выведут… а только и мне…
какая жалость!.. уже здесь заказано.
Залешанин начал понимать, чернобородый был послан не купцом,
а лишь прикидывался купцом, дабы в случае чего прикрывать тайных людей киевских
князей. Но вошел во вкус, развернулся, в самом деле успел нажить состояние,
потеснил других купцов, подмял под себя не одного купца-соперника…
– Ты еще арабских стран не видывал, – донесся утешающий
голос Рагдая. – Один Багдад чего стоит! Гарун аль-Рашид, Шахерезада, лампа
Аладдина, Синдбад… Эх, тебе радоваться надо, а не тужить. Ты еще в полной силе,
а уже сиднем стал…
– Сиднем? – огрызнулся купец. – А кто твоего
дружка Манфреда от алеманов вытаскивал?
– Ну, когда это было…
– А кто помог бежать Лешку Красноухому из Британии?..
Я уж молчу, что это мои деньги… ну, вверенные мне князем, помогли тебе
выбраться из оков исландского ярла.
Рагдай сказал успокаивающе, словно купец не спорил, а
поддакивал:
– Вот видишь, ты уже продрог на севере. А Царьград –
это тоже север по сравнению с роскошью Востока, его сералями, гаремами,
драгоценностями…
Купец умолк, Залешанин видел по его затуманившемуся взгляду,
что уже примиряется с потерей имущества… если не успеет еще сегодня вечером
срочно все продать, и уже перебирает страны, в которых не бывал, но наслышан
много.
Царьград никогда не спал, но на рассвете, когда на Руси
встает стар и млад, все же чуть затих. Купец вывел обоих через десяток
двориков, потайных дверей. На улочке пусто, даже сравнительно чисто: объедки
подобрали бродячие собаки, а помои из окон начнут выплескивать ближе к вечеру.
Залешанин бурчал, чалма налезала на лоб, полы халата
раздувало ветром. Со стороны он выглядел как старый калека. Правда, его и
разрисовали под старика: лицо коричневое, морщины, глаза натерли какой-то
дрянью: красные и старческие, слезятся. На спине, горбясь, тащил широкую
корзину с тряпьем, крышка откинута, вон громоздятся цветные тряпки. А то,
что на дне во всю ширь затаился щит, уже набивший ему всю спину до кровоподтеков,
знают только он да этот спесивый восточный купец, в котором мать родная не
признает Рагдая.
Рагдай вышагивал впереди, как и положено хозяину. Высокий,
надменный, гордый, за поясом богато украшенная драгоценными камнями короткая
сабля.
Сердце Залешанина подскакивало, причал тянулся и тянулся, по
обе стороны всевозможные корабли, вон их мачта, только бы не побежать в ту
сторону, там ждут друзья, но на причале группками стоят воины, придирчиво
заглядывают в лица каждому, проверяют мешки, роются в телегах. А помимо
воинов, многие вроде бы в обычной одежде, но даже Залешанин чуял в них самых
опытных и жестоких рубак, что из простых головорезов поднялись по службе выше.
До желанного корабля осталось не больше полета стрелы.
Залешанин уже чувствовал запах свежей смолы, пеньки, когда с двух сторон дорогу
перегородили высокие и с перьями на шлемах. За их спинами неотступно следовало
по десятку воинов.
Один потребовал коротко:
– Кто? Куда? Зачем?
Залешанин набрал в грудь воздуха, готовясь разом сбросить мешающий
халат и ухватить пару железных болванов в руки, после чего от тех останутся
сплющенные железки, а в его руки попадет хотя бы меч или топор, однако Рагдай
вдруг бросил что-то резкое и брезгливое на странном языке, офицер поднял брови,
а Рагдай рывком сунул ему под нос руку. Залешанин думал, что витязь даст сейчас
тому в морду, но Рагдай то ли дал только понюхать кулак, то ли разрешал
поцеловать ему пальцы… то ли показывал перстень на кукише.
Высокий с перьями переменился в лице:
– От самого божественного базилевса? Пожалуйста, простите!
Мы ищем двух опасных преступников… Проходите, проходите, пожалуйста!
Сердце Залешанина едва не разорвало грудь, а дыхание было
таким частым, что уже сипел от ярости. Стражи покосились на него удивленно, но
что со старика возьмешь, задыхается даже под тяжестью тряпья…
В это время с соседнего корабля по сходням важно
двигалась пятерка купцов, одетых глупо и нарядно, будто вороны в павлиньих
перьях. Залешанин сразу узнал земляков, чванятся, будто козы в лесу.
По кивку Рагдая он прошел мимо стражей, вот уже и сходни
корабля Зверодрала, как вдруг один из купцов радостно заорал:
– Гляди, хлопцы! Индийские гости, как есть индийские!
– Ишь ты… – сказал другой пораженно.
– Какая удача! – завопил третий.
Какая там удача, подумал Залешанин затравленно. Он уже
поставил ногу на сходни, но купец догнал, ухватил за рукав:
– Погоди, мил-человек! Мы тут в Индию навострили лыжи, ты
нам не подскажешь, какой дорогой лучше, где цены ниже…
Залешанин в растерянности замычал, оглянулся на Рагдая. Того
тоже окружили, бесцеремонно теребили, дергали, уговаривали, будто уже
предлагали на продажу всю Русь с ее новыми землями. Рагдай раздраженно
отпихивался, но рта не раскрывал.
Тот, который остановил Залешанина, воскликнул вдруг с
жалостью:
– Он немой, братцы!
– Злодеи, – бросил другой понимающе, – чтоб,
значит, не разболтал секреты хозяина… им языки режут!
– Знать, не одну душу такой хозяин загубил, раз так боится
правды!
– А исчо Индия, – бросил третий. – Ладно,
доберемся… А то, мол, не счесть алмазов в каменных пещерах… Обдерем, еще и
камень на капище вывезем.
Рагдая теребили настойчивее. Он упорно отмалчивался,
надменный и брезгливый, проталкивался к сходням своего корабля. Один купец
внезапно бросил рассерженно:
– Что за свинья черномазая? Вежеству их не учат там в Индии?
– Давай мы научим, – предложил другой.
Веселые, налитые молодой дурной силой, они нагло
загораживали дорогу. Рагдай пихнулся, перед ним стояли стеной, ухмылялись. Он
нахмурился, пробормотал ругательство, стараясь, чтобы это звучало по-индийски
или похоже на индийское, напер на одного, тот не устоял, отлетел в сторону. На
него наперли с двух сторон, Рагдай еще раздраженнее повел плечами, смельчаки
слетели как спелые груши.
