– Братцы, – заорал кто-то радостно, – он же
дерется! Он сам начал! Первый!!!
– Дадим ему по шее, – предложил высокий сильный
голос, – чтобы стариков не обижал! Старость уважать надо…
На Рагдая наперли уже почти всерьез, но он, все еще весело
ухмыляясь, попытался протиснуться без драки. Кто-то дотянулся до его чалмы.
Рагдай вскинул руку, но не успел: ветерок растрепал золотые волосы.
Среди русских купцов кто-то ахнул в замешательстве:
– Братцы… Да какой же это индийский…
– Это варяг, – предположил другой неуверенно.
Залешанин оглянулся. Начальник портовой стражи,
с интересом следивший за стычкой, нахмурился, что-то резко крикнул воинам.
Вытаскивая мечи, те бросились по причалу в их сторону.
– Нас раскрыли! – крикнул Залешанин. – Рагдай, на
корабль?
– Да, – крикнул Рагдай. – Иди вперед! Я их задержу.
Красивым движением он отшвырнул цветастый халат, в его руке
очутился меч, ради которого он и шел в длинном до пола халате. Купцы
шарахнулись, Рагдай раскрутил меч, воины замедлили бег, перед ним остановились,
закрылись щитами, выставили копья и пошли мелкими шажками.
Залешанин с отвращением скинул мешавший халат:
– Ну, наконец-то!
Купцы ахнули:
– И этот… нешто в Индии такие тоже?
– Говорят же, страна чудес!
– Да, это похлеще сокровищ в море голубом…
Рагдай сделал быстрый шаг, лезвие едва прочертило
стремительную полосу, легкий треск, похожий на частые щелчки, срезанные
наконечники копий посыпались на каменные плиты причала. Офицер прикрикнул,
воины разом вытащили короткие мечи. Залешанин ступил сбоку, ухватил одного,
отобрал меч, а самого вскинул на руки легко, как щенка, и забросил в гущу
наступающих.
Мечом он владел хуже, да еще таким огрызком, но все же
теперь их двое с мечами, на них нахлынули, зазвенело железо, начали окружать,
как вдруг кто-то из купцов крикнул ошалело:
– А мы чо стоим? Наших индеев бьют!
Разом набежали, схватили воинов и швырнули в воду, у двоих
появились мечи и длинные ножи, а кто-то размахивал кистенем. Один купец,
высокий и такой же золотоволосый, как Рагдай, только с бородкой, так махнул
одного закованного в железо гиганта, что тот пролетел по воздуху сажени три,
прежде чем грохнулся на каменные плиты.
Залешанин прохрипел изумленно:
– Ого!.. Такой удар! Какой же ты купец?
– Купец, – буркнул тот недовольно, будто его
заподозрили в обвесе покупателей.
– Ну да, – восхитился Залешанин, – ты богатырь под
личиной купца?
Последних воинов сбросили в воду, Рагдай отступил по
сходням, зло махал Залешанину. По причалу забегали еще люди с оружием,
чиновники. Со стороны города бежал целый отряд, впереди на резвых конях неслись
десятка два всадников.
– Купец я, – повторил золотоволосый недовольно. –
Зовут меня Садко, я здесь по торговым делам. В Индию, страну чудес, еду.
За Жар-птицей. А в Царьграде отдыхаем, корабли смолим, паруса, то да се,
мачты меняем. Дурень ты, что не сказал сразу… Ну хотя бы промычал.
Залешанин удивился:
– А говорят, что новгородцы нас не любят.
Садко удивился:
– Тю на тебя! Вот дурень… А кто ж вашего князя привел в
Киев и посадил вооруженной рукой, как не новгородское войско?.. Беги на
корабль, вон уже паруса вверх пошли… А мы тут задержим малость.
Залешанин отступил на сходни, крикнул оттуда:
– Но вы-то выкрутитесь?
– Авось, – ответил Садко весело. – Не в таких
делах бывали!
Глава 12
Хозяину корабля Рагдай показал перстень великого князя, для
убедительности добавил кошель с золотом, наказы князя должны выполняться в
охотку, и корабль в открытом море свернул, потом свернул еще и еще, запутывая
погоню, а когда после недолгого плавания показался скалистый берег, Залешанин
уже понял с холодком в сердце, что высадят их в самом поганом месте.
Хозяин сказал напряженно:
– Как только песок заскрипит под днищем, сразу за борт!..
– Зачем такая спешка? – спросил Залешанин
сердито. – Не блох ловишь! Двое таких героев тебе честь оказали…
– Волна, – коротко бросил хозяин. – Если уйдет,
никакие герои корабль не вытащат. Хотя, конечно, попробуем. У тебя вон
какая шея здоровая…
Залешанин спешно побежал собирать вещи.
Море поднималось, надвигалось на берег. С каждой волной
вода продвигалась дальше, поднималась, наконец начала переливаться через узкую
щель в прибрежных скалах. Хозяин, напряженный как тетива, едва не вываливался
за борт, наконец махнул рукой:
– Давай!
Шелестнул парус, корабль понесло вперед. Правый борт
отвратительно скрежетнул по камню, впереди открылась каменистая равнина. Рагдай
успокаивал коня, гладил по бархатным ноздрям. Работники суетились как муравьи в
разворошенном мурашнике, кричали сорванными голосами.
Залешанин ошалел от крика, спешки, в которой мало что
разумел, и, лишь когда ощутил под ногами твердь, мокрый и с клочьями пены на
ушах, перевел малость дух. Рядом выводил на берег коней Рагдай, собранный и
спокойный.
– Не ушибся? – спросил он ровным голосом.
– Пошел ты! Я ж не рыба, чтоб вот так…
Волна догнала, ударила под колени. Залешанин рухнул на спину,
барахтался, захлебываясь, а когда поднялся, первое, что увидел, был корабль,
который подхватила последняя высокая волна и вынесла через узкую щель обратно в
море. А далеко-далеко, на самом виднокрае, виднелись белые паруса трех
кораблей.
– Не догонят, – хладнокровно заметил Рагдай. –
У нашего не корабль, а летающая рыба… Но нам придется тоже отрастить
крылья.
Залешанин выбрался, вода хлестала даже из ушей, прохрипел:
– Думаешь, рискнут высадиться здесь?
– Вряд ли. Но перехватить нас еще можно.
Залешанин с проклятиями вскарабкался в мокрое седло. Вода
стекала широкими струями. Откуда столько, словно все море захватил с собой, а
Рагдай, сухой, как корка прошлогоднего хлеба, рассматривал его с брезгливой
жалостью.
– Да едем уже, – огрызнулся Залешанин. – Едем, не
видишь?
Навстречу дул слабый ветер, от которого во рту стало так
сухо, что язык царапал нёбо и десны. В груди першило. Залешанин
чувствовал, что хотя нет иссушающего зноя, но он весь иссох, вся вода из него
уходит через поры, тело скукоживается, как лист над костром.
Степь гремела под копытами. Сухие стебли лопались с хрустом,
но ни грохот копыт, ни треск сухих трав не заглушали многоголосый радостный
вопль мириад кузнечиков, кобылок, жуков, что верещали песни, орали,
перекрикивали один другого. Им не сухо, не жарко, подумал Залешанин тоскливо и
с завистью. И степь не кажется пустой…
