И вот когда добился всего, чего может желать человек:
огромного богатства, бескрайних владений, боярства, дружбы великого князя…
потерял все разом, и страшно. Но нужно и здесь держаться изо всех сил, не
выказать ни страха, ни растерянности. Вся Русь уже знает великого героя
Добрыню. О нем поют песни, рассказывают кощуны. О нем мечтают молодые девушки,
а парни стремятся быть хоть в чем-то на него похожими.
Так что и свой смертный час надобно встретить красиво.
Гордо. А если суждено умереть смертью гадкой, то пусть никто не узрит, а в
народе что-нибудь да придумают красивое и достойное, какой была вся его жизнь!
…Но уже к полудню в бескрайней дали, почти на стыке неба с
землей заклубилась пыль. Облачко было желтым, пронизанным солнечными лучами, но
почти сразу в нем заблистали металлические искорки.
Добрыня слегка придержал разгоряченного коня. Пыльное облако
росло, над ним мелькали черные точки. Не стая ворон, как показалось вначале, а
комья твердой земли, выбитые огромными копытами с чудовищной силой!
Наконец из желтого облака вычленился всадник. Добрыня
поправил меч, топор, проверил, как закреплен щит. Прямо на него, совсем не
собираясь уклониться от встречи с вооруженным человеком, несся на рослом черном
жеребце огромный воин с непокрытой головой, но в тяжелом доспехе и с широким
топором справа от седла. Слева покачивается круглый щит. Черные как смоль
волосы треплет ветром, они развеваются, такие же длинные, как и конская грива.
Не доезжая один до другого, осадили коней, пожирая друг
друга яростными взглядами. Добрыня чувствовал, что это оскорбление: встретить
кого-то, кто почти такого же роста, а то и не уступает, сволочь, да еще на
лошади, готовой подраться с его благородным конем!
Молча он достал из-за спины шлем, надел и опустил забрало.
Воин проделал то же самое едва ли не раньше, копируя его как отражение в
блестящем лезвии меча. Волосы скрылись, шлем оказался полным, даже щеки и
подбородок закрыл, оставив прорези для глаз. Добрыне почудилось, что глаза
чужака вспыхнули желтым, как у дикого зверя.
— Можешь сказать свое имя, — бросил Добрыня
небрежно, — я передам встречным, чтобы такого больше дома не ждали.
Всадник презрительно фыркнул. Голос из-под шлема прозвучал
гнусаво:
— Это тебе остаться воронью на расклевание.
— Как хочешь, — ответил Добрыня холодно. Он
потащил из-за спины меч, поцеловал лезвие. — Этот меч напьется твоей
крови. Если бы ты говорил вежественно, я бы закопал твои останки… может быть.
Снежок двинулся боком, сам выбирая для любимого седока
удобную позицию для удара. Чужак быстро протянул руку за спину, в его ладони
оказалась зажата рукоять меча едва ли короче, чем у Добрыни. И был тот меч
слегка загнут на конце, и хотя заточен только с одной стороны, но показался
Добрыне коварным и опасным.
Не говоря ни слова больше, они разъехались на дальние концы
поляны, развернулись разом. Добрыня тут же пустил коня в галоп. Всадник на
черном коне мчится во весь опор, разрастается, становится огромным, как гора.
На миг по телу прошла дрожь, но напомнил себе, что сам он силен, опасен и быстр
и что врагу сейчас кажется тоже огромным, как гора, и страшным, как разъяренный
лев.
Меч его слегка колыхался в поднятой руке, удар будет сверху
наискось, конь послушно берет чуть влево, надо пройти стремя в стремя, меч
ударит чужака в шлем над ухом, рассечет любой булат, лоб, скулу, челюсть. Кони
пронесутся в разные стороны, и меч, чтобы освободиться, сорвет с седла это
разрубленное по пояс тело…
Раздался грохот, от которого на версту вокруг испуганно
вскочили звери и птицы, в норах проснулись подземные обитатели, а в небе
всполошенно закричала стая гусей и поспешно поднялась выше.
Щит затрясся, как конь, при ударе грома над головой. Руку
тряхнуло, от кисти в плечо прошла дрожь. Свой удар Добрыня нанес сокрушающе,
второй не надобен, но всадник пронесся мимо, даже не пошатнулся, только щит на
месте не удержал, отдернул чуть, ослабляя силу удара.
Проскакав по инерции несколько саженей, они развернули
коней. Добрыня видел в прорези шлема пылающие ненавистью глаза чужака. Уже
медленнее они пустили коней навстречу один другому.
— Ты хорош, — прорычал чужак. — Но не
достаточно… чтобы… долго.
— Не хвались… на рать, — выдохнул Добрыня, —
а хвались… с рати!
Некоторое время кружили, наносили проверяющие удары. Добрыня
наконец решил, что уже оценил противника верно, начал бить сильно, прицельно,
не забывая о защите. Враг тоже остановил коня, заметно было, как напрягся, а
щит в руке Добрыни затрясло от тяжелых ударов.
Они дрались долго, Добрыня чувствовал, что каждый удар этого
круглоглазого сокрушающ для простого воина. Щиты трещали, от них с тонким
визгом отлетали мелкие осколки. Кони хрипели, кружили, нервно перебирая ногами.
Крупы покрылись мылом, а с удил свисали желтые клочья пены. Добрыня чувствовал,
как устал его верный конь, как уже двигается неверно, в этот момент раздался
ненавистный голос чужака:
— Эй!.. Не сойти ли нам с коней?
— С какой стати? — прохрипел Добрыня. —
Сражайся, трус!
— Как хочешь, — ответил богатырь. Добрыня видел
пылающие злобой глаза, хотя чужак дышал тяжело, с хрипами. — Просто
победитель может забрать двух целых коней… а не замученных, а то и раненых
кляч…
— Принимаю! — крикнул Добрыня.
Они разом подали коней назад. Когда он спрыгнул, колени
подогнулись, едва не упал, а разогнулся с таким усилием, что если бы не
держался за седло…
Конь, все еще на дрожащих ногах, поспешно отступил. Чужак
уже стоял с мечом в правой, левой прикрывал щитом грудь. Сверкающие в прорези
шлема глаза неотрывно следили за Добрыней.
— Пора завершать бой, — сказал Добрыня.
Он отшвырнул меч, дотянулся до седла и вытащил из петли
секиру. Широкое лезвие носило следы ударов, видны зазубрины, чуть изогнутая
рукоять из старого дуба, почерневшая от впитавшейся крови и частой хватки
крепких ладоней.
Чужак кивнул, тоже поменял меч на секиру, шлепком отогнал
коня. Его секира выглядела еще страшнее, широкая и с оттянутыми назад концами,
а на обухе хищно загибается клюв крюка, которым так хорошо пробивать самые прочные
шлемы и сволакивать их с голов, выламывая заодно и кости черепа.
По круговым движениям чужого топора Добрыня понял, что имеет
дело с опытным и страшным противником. Похоже, он одинаково успешно владеет
мечом и топором. Они медленно двигались по кругу, нанося тяжелые удары уже в
полную силу. Чужак подставлял щит навстречу каждому удару, но едва секира
Добрыни касалась щита, чуть отдергивал назад и ставил слегка под углом, отчего
самые страшные удары не могли просечь щит. Да что там просечь — со злостью
и недоумением Добрыня не мог рассмотреть даже царапин от своей секиры!
