— Смерть!..
Двоих задних унесло с седел, третьего меч развалил до седла,
всяк содрогнется при виде кровавого зрелища, и только тогда остальные
схватились за кривые мечи с широкими лезвиями.
А он ударил в их отряд, как могучий сокол бьет стаю жирных
уток, неспешно летящих на юг, беспечных и уверенных в своем численном перевесе.
Они беспомощно останавливали коней, пытались достать сумасшедшего копьями,
мечами, швыряли боевые молоты, а он с диким ревом рубил, крушил и повергал. В
теле кипела дикая, звериная радость, вражья кровь разбрызгивалась при каждом
ударе, щит сам прыгал навстречу чужой сабле, а то и доставал железным краем
противника, кони ржали и вздымались на дыбы, молотили один другого копытами.
Снежок поверг двоих вместе с конями, одного седока придавил
конской тушей, второй успел выдернуть ноги из стремян, но не спас голову от
лезвия меча. Добрыня хохотал, вертелся в седле и не понял в ослепляющей ярости,
почему меч вдруг начал рубить воздух, разбрасывая красные брызги.
Все лежали на земле, разрубленные страшно, словно буйствовал
разъяренный мясник. Леся пронеслась мимо, а далеко по дороге к лесу уходил в
облаке пыли единственный всадник с переброшенным через луку седла свертком.
Добрыня ругнулся, чувствуя, как ослепляющая ярость испаряется, словно дыхание
на холодном ветру.
Всадник начал придерживать взмыленного коня, выхватил меч.
Леся наложила стрелу. Добрыня заорал, чтобы не смела, шкуру попортит, а Снежок
уже шел умело и нацеленно, чтобы подставить врага под сверкающую полосу стали.
То, что Добрыня принял за ковер, внезапно начало
барахтаться. Всадник с раздраженной поспешностью спихнул с коня. Ковер
развернулся, выкатилась визжащая миниатюрная молодая девушка. Добрыня успел
увидеть длинные голые ноги, а еще такие же длинные и черные как ночь волосы.
Леся соскочила наземь. Мужчины сшиблись с грохотом брошенных
навстречу одна другой наковален. Кривой меч блистал как молния, бил сверху и
наискось. Добрыня спешно укрывался щитом, противник был невероятно силен и
быстр, затем в голову плеснула дурная кровь: ему-то чего беречься, заорал люто,
так, что кони вздрогнули, привстал на стременах, не думая о защите, и обрушил
страшный удар сверху.
Противник закрылся щитом. Женщины видели, как обломки
брызнули, разлетелись, словно слюдяные крылья огромных стрекоз. Тяжелая полоса
булата прошла через железный шлем, разрубила голову и остановилась, упершись в
зубы.
Добрыня дернул на себя. Заскрежетало, меч вышел красный, с
налипшей слизью. Разрубленное тело повалилось навзничь. Конь дернулся, чуя на
себе теплую кровь хозяина, а сраженный всадник с шумом обрушился на землю.
Леся подняла ковер и, раскинув в могучих руках, подошла к
дрожащей девушке:
— Бедная…
Та вся вздрагивала, неправдоподобно крупные и темные, как
чернослив, глаза со страхом и восторгом взирали на огромную фигуру витязя.
— Кто этот герой?..
Добрыня спрыгнул легко, железо даже не звякнуло, словно
вросло в тело, как чешуя врастает в тело крупной рыбы. Красавица шагнула
навстречу, Леся торопливо двинулась за нею с ковром в растопыренных руках. Не
то чтобы холодно, но девка не понимает, что почти голая, эти бесстыжие похитители
не дали одеться бедняжке…
— Кто бы ни был, — сказал Добрыня сильным
мужественным голосом, — он получил, что заслужил. Кто ты, красна девица?
Она смотрела блестящими, как у молодого олененка,
восторженными глазами.
— Ох, какой у тебя огромный голос!.. Меня зовут Амира,
я единственная дочь царя Белозерья… меня везли к моему жениху. Если бы не ты,
меня бы похитил подлый царь Чернолесья!.. Как я счастлива, как счастлива!
Леся подошла, все еще держа цветной ковер:
— Царевна, давай-ка укрою тебя.
Она живо отмахнулась:
— Да мне не холодно вовсе!
— Да я не про холод, — пояснила Леся, — ты от
страха не заметила, что на тебе и одежки-то нету.
Амира с удивлением окинула взглядом свое тело в прозрачной
кисее:
— Как же нет?
Леся пробормотала:
— Рази это одежка?.. Стыдобина перед мужиками в таком
виде являться.
Она удивилась еще больше:
— А перед кем же еще? Для кого мы и одеваемся… и
раздеваемся, как не для мужчин? Доблестный герой, я просто не знаю, как тебя
осчастливить, но я очень-очень постараюсь…
Леся фыркнула, молча сняла с седла лук, забросила через
плечо колчан со стрелами. В глаза не смотрела, голос был ровным, как мертвая
степь зимой:
— Солнце садится. Давайте устраиваться на ночь. А я
что-нибудь… на ужин.
Добрыня с неудовольствием смотрел, как она исчезла за
деревьями. Амира сказала счастливо:
— Я чувствую, что ты герой великих доблестей. Мне
волхвы нагадали, что я стану женой величайшего из богатырей, о котором поют
песни!.. О тебе ведь поют песни?
— Поют, — буркнул Добрыня. — Мало ли о чем
поют.
— Как мне повезло, что предсказание сбылось! —
вскрикнула она чистым нежным голосом. — Какая я счастливая!.. Ведь когда
меня повезли к Куман-беку, моему жениху, я уже начала было думать, что волхвы…
ну, ошиблись. А когда налетели люди царя Чернолеса, я успела подумать, что
лучше уж Чернолес, чем Куман-бек. Чернолес хоть великий злодей, зато великий
воин, а что урод, так в мужчине это не главное… Но когда появился ты —
герой на белом коне! — красивый и блистающий, грозный, как судьба, прекрасный,
как… ну я просто не знаю как!
Он расседлал коней, осмотрел все еще вздрагивающего жеребца
воина, которого сразил последним, перевернул его самого брезгливо, но меч
расколол доспехи, как глиняный кувшин, не поживишься. Да и остальные, которые
нашли то, чего он безуспешно ищет для себя… тоже не лучше.
Глава 13
Леся вышла из-за деревьев, ступая неслышно и готовая в любой
момент отпрянуть. Посреди поляны горел костер. Царская дочь неумело совала в
огонь щепочки. Оранжевый свет падал на ее румяное лицо, она взвизгивала,
отпрыгивала, как молодой козленок.
По ту сторону, как глыба мрака, застыла массивная
сгорбленная фигура. Странно, даже блики костра не прорывались сквозь нечто
темное, окружающее витязя. И хотя огонь светил ему в лицо, Леся видела только
сверкающие контуры вокруг тяжелой тьмы, где, как она чувствовала всем сердцем,
зреет недоброе.
— Только двоих подшибла, — сказала она
громко. — Кто шкурки снимет?
Добрыня вздрогнул, медленно поднял голову. Лицо его за эти
два дня похудело, глаза запали, а скулы заострились.
— Что? — спросил он непонимающе. — А, давай,
это мужское дело…
Красавица вскинула голову. Неправдоподобно большие глаза со
страхом и изумлением всматривались в Лесю. Проговорила дрожащим голоском,
похожим на щебет испуганной птички:
