— Он не только женой, — говорила Амира, всхлипывая
горько, — он даже наложницей меня не хочет.
— Ну-ну, — сказала Леся, в ней боролись облегчение
и жалость, — ты преувеличиваешь…
— Это правда!
— Он просто устал.
— Я смогла бы умащить его могучее тело целебными
мазями, я сохранила флакон! Я могу разогнать кровь по усталым членам искусным
массажем. Я могу… заинтересовать мужчину, даже если он будет на смертном одре!
Но почему этот герой… Скажи, ты ведь, как его старшая жена, знаешь какие-то его
секреты? Особенности? Поделись со мной!.. Я всегда буду тебе верной и
послушной…
Леся прижала ее к груди, такую маленькую и хрупкую, какая из
нее невеста, она же ребенок, хоть уже и назначенный в жены.
— Все образуется, — услышала она свои
слова. — Все образуется.
— Что? Что образуется?..
— Все, — повторила Леся. Горечь была в ее словах,
но эту горечь слышала только она сама. — Не спеши.
— А что с ним?
— Просто не спеши.
Добрыня набросил попону на конскую спину. Снежок, хитря,
надул брюхо, Добрыня сделал вид, что поверил, затянул ремни, а потом неожиданно
ткнул кулаком в толстое пузо. Снежок от неожиданности выпустил воздух, а пальцы
Добрыни быстренько дотянули ремни. Седло на месте, теперь взнуздать…
Он ощутил присутствие Амиры раньше, чем под ее легкой ступней
согнулась травинка или донесся легкий аромат ее тела. Что-то светлое и нежное
коснулось его души, он на миг замер, но все тот же холод в сердце, все та же
тающая неделя в душе…
— Мой великий господин, — донесся сзади робкий
голосок, — ты позволишь мне, твоей рабе, недостойной быть даже наложницей,
что-то сделать для тебя?
Ее напухшие губы дрожали, а в широко распахнутых глазах
блестели озера чистейшей небесной влаги. Она смотрела преданно и беспомощно, а
он почувствовал себя так, словно ни за что ударил доверившегося ему ребенка.
— Да что ты… — вырвалось у него, минуя железную
волю. — Что ты речешь, царская дочь?
— Мой господин…
— Не называй меня господином, — прервал он.
Увидев, как она отпрянула, в глазах страх, опять не так поняла, дурочка, сказал
торопливо: — Да жена ты мне, жена!.. Вот с этого момента и считай себя
моей женой. Без всяких обрядов и волхвов.
Прикусил язык, но слово не воробей, а это существо так
просияло, что свет озарил всю поляну. Чистые, как лесные озера, глаза взглянули
ему прямо в душу. Прижала крохотные кулачки к груди, голосок дрожащий и
прерывающийся:
— Это правда, мой господин?.. Я боюсь поверить!.. Ты не
пошутил?
Злой на себя настолько, что разорвал бы на клочья ляпнувшего
такое дурака, он вскочил на коня, не касаясь стремени. Снежка качнуло, сердито
фыркнул, переступил с ноги на ногу, удерживая равновесие.
— Сама не передумай, — бросил он. — Вы тут… с
Лесей пока посмотрите за костром, я сейчас вернусь. Что-то мне вон та горка не
ндравится. Неспроста такое в лесу!
Глава 14
Амира, едва не теряя сознание от счастья, припорхала к
костру. Леся сидела сгорбленная, похожая на сердитую ворону. Пальцы ее
бесцельно двигали прутиком. Угли послушно переворачивались, оттуда стреляло
крохотными багровыми искорками.
— Я боюсь поверить, — сказала она хмуро, —
просто боюсь поверить…
— Что? — прощебетала Амира.
Леся не заметила ее сияющее лицо, глаза ее уставились в
багровую россыпь. Брови грозно сошлись на переносице.
— С Добрыней что-то происходит.
— Ты что-то знаешь? — спросила Амира все еще
щебечущим голоском.
Леся покосилась на нее недовольно, снова уставилась в
багровый мир. Искорки метались, как люди в горящем городе, там рушились кровли,
блистало оружие, скакали огненные кони…
— Боюсь поверить, — повторила Леся. —
Глупость пришла в голову… да никак не отвяжется.
— Что?
— Глупость, — сердито сказала Леся. —
Дурость!.. Из леса я, поняла?.. Не ученая, как Добрыня. Чую, а сказать не могу.
— Как собака? — наивно спросила Амира.
— Как собака, — согласилась Леся. — Как она
самая. Он ведет себя так… будто старается поскорее погибнуть. Я сама бы плюнула
в глаза тому, кто скажет такое, но… я слышала, что он рассудочен и холоден,
опытный воин… мог бы, спасая тебя, биться осмотрительнее, не очертя голову в
схватку… Когда ехали к тебе, он перешел мост, доверяясь чутью, а какое чутье у
мужчины?.. Я видела, как он съел неведомый гриб на авось, а ведь это тот самый
Добрыня, которого великий князь посылал в заморские страны охмурять тамошних
королей и дурить их мудрецов! Понимаешь, это тот самый Добрыня, который ничего
не делал раньше, чем трижды не проверит своим острым умом! Да нет, это дурь…
Померещилось. Забудь, забудь эту дурость.
Амира смотрела с ужасом, большие чистые глаза быстро
наполнялись крупными слезами. Она поверила сразу и полностью, ее кулачки были
прижаты к груди, удерживая сердечко, что норовило выскочить.
— Это из-за женщины, — выдохнула она
убежденно. — Он почему-то решил, что где-то есть красавица… еще красивее
нас с тобой!.. И вот сохнет, у него в глазах печаль. Он думает, мы не замечаем!
Под копытами лесная трава сменилась павшей листвой. Толстый
слой перепрелых листьев тянулся всего с десяток саженей, потом разом сменился
таким же толстым ковром из темно-зеленого мха. Воздух стал влажный, деревья
расступились. Каменный холм приплюснуло временем, зияет глубокими трещинами,
кавернами, молодые деревца прорастают из щелей, разрушая корнями все еще
крепкий камень.
Снежок фыркнул. Добрыня натянул повод. Маги живут только в
высоких башнях, напомнил он себе. Их искусство требует долгих лет работы,
сосредоточения, чтения старинных книг и записей на окаменевшей глине. Им нужны
колбы, реторты, чаны с кипящими отварами. Следовательно, они селятся среди
людей. Желательно в больших городах. Зато волшебники любят бродить по дорогам,
у них все с собой. Им не нужны города, они не пытаются подмять под себя
жителей, как часто делают маги. А вот колдуны обитают в лесных чащах, в
пещерах, горах, даже среди болот. Неприметнее всех живут загадочные чародеи:
среди людей, мало кто из соседей догадывается, что вот этот с виду простой
человек может сдвинуть все их село в далекое море!
Так что это колдун. А если не среди людей, то либо прячется
за свои злодеяния, либо замышляет лихое.
Объехал по кругу, вот и пещера, зияет неопрятным входом,
края острые. Либо живущий там поселился сегодня, либо плевать, что всякий раз
рвет одежду о края. Но судя по животному запаху тепла, человек там живет давно.
Можно сказать, не один год. А то и не один десяток.
