Люди ели руками, будь то мясо или каша. Лица многих
изуродованы шрамами, а у некоторых даже с выжженными клеймами. А у кого клейма
не заметно, то лишь потому, что длинные волосы и бороды прятали все, кроме
сразу насторожившихся глаз.
Добрыня провел Лесю к свободному столу. Горка грязной
посуды, на столешнице потеки пролитого супа. Леся замерла в отвращении, Добрыня
взял стол за край, перевернул. Посуда с грохотом ссыпалась на пол. Глиняные
тарелки и кувшины разлетелись на черепки.
На шум примчался хозяин с двумя огромными помощниками. Не
глядя в их сторону, Добрыня бросил на стол пару золотых монет:
— Вытереть стол досуха. Я не знаю, есть ли у вас
хорошее мясо или рыба… но тащите все, что можно есть человеку, а не скоту!
За спиной Добрыни послышался ропот. Хозяин схватил монеты,
попробовал на зуб одну за другой, кивнул помощникам:
— Быстро! Стол вытереть, принести скатерть, подать того
гуся, что готовили для управителя… Быстрее, говорю!
Помощники умчались, а Добрыня бросил на стол еще золотую
монету:
— А это за быстрое и правильное решение.
Монета быстро исчезла в громадной лапе. Леся решилась
наконец сесть, обнаружила, что лавка под ней уже совсем другая, чистая, с удобной
резной спинкой.
Когда от гуся осталось меньше половины, даже Леся стала есть
медленнее, начала копировать манеры Добрыни, искоса посматривала, как он
красиво пользуется ножом, как без шума добывает сладкий мозг из самых толстых
костей.
Как ни был занят гусем, Добрыня заметил, как в помещение
быстро вошел, почти вбежал, человек в темной дорожной одежде. Волосы наполовину
блестели серебром, но сухое волевое лицо на взгляд Добрыни говорило ясно, что
сил еще с избытком, человек готов драться, падать под ударами, но подниматься
снова. Шрамы уходили с лица на шею, еще Добрыня заметил цепкий взгляд, а также
дикий страх в темных глазах.
Двигался он быстро, Леся не успела и глазом моргнуть, как
оказался возле их стола:
— Позвольте сесть с вами?..
Добрыня слегка помедлил с ответом. Вошедший весь в дорожной
пыли с головы до ног. Сапоги покрыты грязью, словно мчался по росе, а потом
через пыль, снова по росе, а затем собрал всю пыль по дороге в корчму.
— Буковинец? — спросил он. — Узнаю буковинцев
по темным плащам с желтым подбоем. Ладно садись, только сильно руками не
размахивай. Долгая дорога, да? И быстрая?
Человек рухнул на скамью. Леся услышала скрип костей, словно
этот буковинец много дней не покидал седла, затем бежал без коня, задница
отвыкла от прямой доски.
— Очень быстрая, — ответил он хрипло. —
Очень!
— Кто гонится?
Буковинец коротко взглянул на Добрыню, Лесю, махнул хозяину,
только тогда обронил лишь одно слово, от которого даже у Леси мороз пошел по
коже, а Добрыня вовсе переменился в лице:
— Смерть.
После паузы Добрыня поинтересовался очень ровным, как
замерзшее озеро, голосом:
— Смерть — это как?.. Кровники?.. Наемные?..
На стол опустились хлеб и кружка с пивом. Похоже, хозяин не
доверял тем, кто пришел, не отряхнув на крыльце пыль.
Человек жадно осушил кружку, глаза скользнули по лицу
Добрыни, задержались на шраме вдоль скулы, прошлись по морщинкам у глаз.
— Ты ведь повидал свет? Повидал, вижу… А если скажу,
что сама Смерть?..
Леся видела, как рука Добрыни дрогнула. Вино слегка плеснуло
мимо кубка, но Добрыня тут же красиво изогнул брови, спросил беспечно:
— И в каком виде?
Человек сказал мрачно:
— Не знаю.
— Ого! А почему решил, что Смерть по пятам?
— Да так, — ответил буковинец. — Решил. Если
предсказано волхвом, который никогда еще не ошибался, что смерть настигнет
завтра на рассвете, кто бы не поверил?
Добрыня согласился негромко:
— Я бы поверил.
Буковинец жадно отпил, ухватил ломоть хлеба. Ел он быстро,
как волк, уши подрагивали, а глаза косились в сторону входной двери.
— Вот и я… задергался! Во мне жизни еще на пятерых… Мне
еще рано под дерновое одеяльце. Я, понимаешь, перебрал все способы, как можно
отвертеться от Смерти. Ну, всякие там россказни, что Смерть приходит и
становится у головы, а если кровать повернуть так, чтобы она оказалась у ног,
то не заберет… Брехня наверняка, но и это попробовать можно. Но пока я просто
бегу, бегу. Авось не найдет, куда я унесся. У меня еще пара серебряных монет,
останусь здесь на ночь, столяр вытешет мне постель, чтобы поворачивалась… Вдруг
да тоже сумею? Попытка не пытка…
Голос его дрожал, руки дрожали, и вино из кружки
расплескивалось. Леся морщилась, брезгливо отодвигалась, не понимала, почему
блистающий витязь смотрит на этого убогонького вот так… Ну, как будто понимает
этого труса.
— Здесь людное место, — проронил Добрыня. — А
Смерть как раз такие места любит.
— Да, — торопливо сказал буковинец. — Но
дальше бежать уже невмочь! Да нет, силы есть! Время кончилось. Сегодня на
рассвете… А рассвет близок! Эх, как бы мне хотелось сейчас оказаться где-нибудь
за тридевять земель, в тридевятом царстве! На каком-нибудь острове Буяне
посреди окиян-моря…
Глаза его стали на миг мечтательными. Потом вздохнул, взгляд
погас, а Добрыня некстати подумал о крохотном платочке принцессы… принцессы…
как ее звать? Ее платочек может перенести человека в мгновение ока в любое
царство, хоть это остров Буян или царство Ящера…
Человек жадно допил вино. Двигался он быстро, лихорадочно,
движения были суетливыми, порывистыми. В нем в самом деле клокотала жизнь,
бунтовала против того, что должна погаснуть. Он был похож на полыхающий костер,
который пытаются загасить одним дуновением, как гасят свечу.
Из раздаточного окна кухни высунулся хозяин, оглядел гостей
придирчиво. По его знаку один из помощников ухватил два кувшина и бегом понес к
столу с веселой группой не то ворья, не то купцов-разбойников.
— Пойду договорюсь, — сказал человек. —
Насчет кровати на тележном колесе…
Он торопливо допивал остатки вина, а Добрыня смотрел поверх
его плеча на дверь. С улицы ввалился раскорячистый мужик, похожий на выдернутое
с корнем толстое дерево. Кое-как отыскал место за ближайшим столом, но Добрыня
смотрел не отрываясь на второго, который вошел следом. Странный человек в
темной одежде с низко надвинутым на глаза капюшоном, очень странный. Вошел
вместе с мужиком, но как-то бесшумно, и по корчме пошел, высматривая, куда
сесть, тоже никого не задев, что в такой тесноте просто дивно.
Холод сковал тело Добрыни. Факелы со стен бросают
темно-багровые блики, за каждым человеком мечутся сразу по две-три тени,
прыгают по стенам, изламываются в углах, достигают темноты за потолочными
балками и сливаются с тьмой, но за этим человеком тени… просто нет!
