— Тучу отвести — еще понимаю. Но чтоб запретить
дождям? Ладно…
Внизу застучали копыта, на холм довольно бодро поднимался
Редужай на еще блестящем от днепровской воды коне.
С холма хорошо было видно залитые солнцем врата. Две
каменные башни высились угрюмо и надменно, в щелях поблескивало. Затем створки
ворот распахнулись. По четверо в ряд начали выезжать всадники. Все как один в
сверкающих на солнце легких доспехах поверх кольчужных рубашек, все с длинными
саблями вместо их неуклюжих, тяжелых мечей… молодец их князь, вовремя меняет
оружие, все в конических шлемах, с которых соскальзывает даже меч, не только
печенежская сабля…
Всадники выехали на простор, отъехав за сотню саженей от
ворот, все еще распахнутых. Жужубун узнал младшую дружину, основную ударную мощь
киевского князя. Выше только старшая, но там одни богатыри, которые уже стали
боярами, воеводами, быстро набирают дурного мяса на бока, жир на брюхо,
начинают двигаться все медленнее, на коня садятся все реже, а все чаще их видно
за княжеским столом, чем на заставах, в боях и схватках…
К Жужубуну подъехали ханы, великий шаман, степные богатыри,
но почтительно остановились сзади. Кони всхрапывали, нервно переступали с ноги
на ногу, легкие копыта, не знавшие подков, постукивали глухо.
— Разобьем, — быстро предложил Редужай, молодой и
горячий хан. Его глаза живо блестели. — И сразу ворвемся в их город!..
Врата открыты!
Жужубун смолчал. Врата закрыть успеют, но пока еще не
прибыло столько сил, чтобы смять силы киевского князя в открытом бою. Тот
знает, что под стены Киева прибыло одиннадцать ханов с их передовыми отрядами,
пусть самыми лучшими и быстроногими. А основная масса подходит только сейчас,
растянувшись по степи на сотни верст…
— Людям надо дать размяться, — напомнил Редужай.
Жужубун наклонил голову:
— Ты прав, доблестный Редужай. Возвращайся к своим
людям. Ударь, покажи свою удаль. Заодно и киян проверим.
За спиной весело простучали копыта. Слышно было, как Редужай
унесся с холма, донеслись крики воинов. Жужубун не отрываясь разглядывал киян.
Все на рослых конях, гораздо более могучих, чем печенежские, сами рослые и
широкие, с толстыми могучими руками. Головы укрыты шлемами, а кольчужные сетки
опускаются сзади и с боков на спину и плечи. На плечах блестят самые толстые
пластины из булата, туда чаще всего приходятся удары, но и на груди поверх
кольчуг нашиты широкие железные бляхи, копьем не пробить, саблей не прорубить…
— С ходу не одолеть, — сказал он вслух. — Но
если на одного кинутся трое, пятеро, семеро… то какой богатырь устоит?
— Редужай сомнет этих земляных червей, — сказал
кто-то за спиной с непередаваемым презрением. — Киев уже наш!
— Редужай, — сказал другой, — наш герой…
— Редужай!
Жужубун помолчал, сдерживая гнев, наконец сказал ровным
голосом:
— Конечно же он сомнет… Если не сомнет, какой он воин?
Если погубит своих людей, какой он полководец?
Земля задрожала. Внизу из-за холма начала разворачиваться
огромная лава скачущих коней. Это выдвигались остальные воины Редужая, лучшие
из лучших, которых он привел с собой, оставив остальное войско добираться и
добираться, к тому же те тащат дивные стенобитные машины, что тайно передали им
ромеи…
Храбрый Редужай несся впереди, но, взглянув на вершину
холма, откуда наблюдает великий хан, нехотя придержал коня. Вожак должен быть
впереди, но не должен отрываться от своих воинов настолько, чтобы те в первые
же минуты боя остались без полководца!
Его огромный отряд собрался в тугую массу, пошел на замершую
дружину этих городских червей, что живут в отвратительной вони за высокими
стенами, прячутся от свежего ветра степей!
Глава 33
Киевские дружинники разом ухватились за луки. Более рослые,
чем печенеги, массивные, они и луки себе делали под стать: почти вдвое больше
печенежских, стрелы точно вдвое, бьют прицельно, дальше.
Сейчас все так же разом выхватывали стрелы из заплечных
колчанов, бросали на тетиву и, резко выбросив вперед руку с древком лука,
отпускали оперенные концы. Печенеги, сцепив зубы, стремились поскорее миновать
этот дождь стрел. Стрелять и они умеют, в чем-то лучше славян, но их луки
поневоле короче и легче, стрелы — тоже, все-таки стреляют с коней, не с
земли. Славянские стрелы всегда бьют дальше, и этим кияне воспользовались
сразу…
Тяжелые стрелы били в головы, лица, поражали коней. Раненые
хватались за поводья, стараясь удержаться в седлах — затопчут, но кони
падали, бились в судорогах, взбрыкивали, мешая другим. Падали всадники, а кони
рушились на землю уже десятками. Воздух сотрясал дикий лошадиный крик страха и
боли, вопли людей.
Кияне торопливо выпускали стрелу за стрелой, уже не прицельно,
а в эту несущуюся на них конную лавину. Падали как передние всадники, так и в
середине лавы, падали уже сотнями, валились в кровавую кашу, остальные кони
спотыкались о тела упавших, падали и калечились, увеча и седоков. Над полем
стоял многоголосый крик страдания и боли.
Передние ряды, где из каждого десятка осталось не больше
двух-трех человек, замедлили бег, стали придерживать коней, ожидая остальных.
Кияне снова как-то разом вскинули к небу луки. Воздух грозно гудел, словно с
неба падала туча железных шмелей.
Жужубун, стиснув губы, видел, как солнце померкло, а темная
туча стрел по дуге пошла вниз. Даже на холме слышно было как стучат о щиты, но
какой удалец успевал поймать две-три стрелы в щит, получал еще две в ноги, а пронзенный
стрелами конь тут же с жалобным ржанием валился на бок.
— Они их побили стрелами! — закричал кто-то за
спиной Жужубуна. — Позволь, я поведу своих людей!
— И ляжешь вместе с ними, — ответил Жужубун резко.
— Но, хан…
— Верховный!
— Но, верховный хан! Они все гибнут…
— Уже погибли, — ответил Жужубун угрюмо. —
Помочь не успеешь, только повторишь их судьбу.
Оставшиеся в живых печенеги Редужая ухватились за луки.
Стрелы взвились частые, но Жужубун с бессильной злостью видел, что лучше бы так
и мчаться в бой с саблями в руках… Не надо останавливаться, видно же, какие
жалкие соломинки летят навстречу железной туче со стороны киян! Они еще хороши
против таких же степняков, у которых все доспехи — это дырявый халат, но
не против окованных железом щитов и железных доспехов.
Кияне, как он видел, даже не закрывались щитами. Один или
два откинулись на конях, получив удар стрелой в лицо, зато на месте огромного
отряда отважного Редужая уже сплошное месиво бьющихся в агонии коней, кричащих
в муках людей, застывших тел, густо утыканных длинными стрелами.
— Это была проверка, — сказал Жужубун
резко. — Редужай пожертвовал собой, разведав силы киян. Не забывайте, что
это всего лишь одиннадцатая часть наших войск сейчас… и тысячная, когда
подойдут все силы!
