Дмитрий направился к длинному камню, похожему на ложе,
Виолетта с готовностью устроилась первой, а когда Дмитрий сел, улеглась к нему
на колени и положила узкую ладонь на змейку джинсов. Камень за день напитался
теплом, ладонь Виолетты тоже была тёплая, ласковая, по всему телу началось
ленивое шевеление, струйки крови потекли в направлении её пальцев.
Всю западную половину неба охватил закат. Сперва небо просто
стало алым, а потом краски наливались и наливались пурпуром, в России уже давно
бы перешёл в багровый цвет, затем небо буднично потемнело бы, уступая
беззвёздной ночи, а здесь проступают всё новые оттенки красного, ярко-красного,
дрожь пробегала по телу, когда он поднимал глаза и охватывал взглядом это
зрелище богов, этот багровый занавес, который вот-вот раздвинется...
Красиво, прошептал он. Устыдился, что со своим бедным языком
горожанина не мог найти других слов, только это стандартное, повторил с
усилием: Как красиво...
Зрелище! согласилась она. Жаль, фотоаппарата не захватила.
За такой снимок можно бы пару сотен долларов отхватить хоть в «Чикаго трибюн»,
хоть в самом «Манхэттен».
Да нет... просто красиво...
Зрелище, повторила она одобрительно. А чтобы такое повторить
на Силиконе, надо два десятка программистов, неделю работы и с полмиллиона
долларов на прибамбасы! А тут всё бесплатно.
Глава 46
Подарки и гуманитарную помощь свалили посреди села, но
солдат Ковалеф велел тут же вывести. Дескать, покой жителей им дорог, тревожить
никого не хотят, но на самом деле он панически страшился заразы. Местные могли
приспособиться не только ко вшам, но и к сибирской язве, а его солдаты, даже привитые,
могут оказаться лёгкими жертвами.
В полумиле от села, на открытой и хорошо просматриваемой
местности, устроили временный лагерь, развернули полевую кухню. Вместе с
Ляхичем он с удовольствием смотрел на крепких здоровых парней, белозубых и не
обременённых проблемами, как обременены все в этой грёбаной России. Они знают,
что за них думают и решают в Пентагоне, так что самим можно жить свободно и
раскованно, жить проще, над проблемами головы не ломать. А жизнь и без того
сложная, незачем её усложнять ещё больше.
После обеда, объявил Ковалеф, возвращаемся в расположение
наших войск. Там отдохнёте, а потом такой же точно рейд по намеченным сёлам.
Помните, нам очень важно расположить жителей к себе.
И побыстрее! добавил Ляхич.
И побыстрее, согласился генерал.
Ляхич добавил ещё:
Господин генерал говорит, что к тому времени, когда
президент Кречет сумеет собрать свои войска и скажет нам: спасибо, наша армия
уже готова принять охрану русско-китайской границы на себя, все жители Дальнего
Востока должны умолять нас не уходить!
Кто-то спросил невпопад:
А китайцы в самом деле попрут?
На дурака зашикали, что возьмёшь с придурка, негр, а Ковалеф
сказал с нажимом:
Пусть это вас не тревожит. Понятно? Этой проблемой
занимаются наши политики. Само ваше присутствие остановит любого агрессора.
Ваша задача расположить местное население.
А русские войска скоро подойдут?
Ковалеф развел руками:
Русские непредсказуемы. Могут прокопаться ещё не один год, а
могут уже сегодня как снег на голову. Десантом! В любом случае вы должны
добиться, чтобы население русскую армию приняло с отвращением... наша
пропаганда уже успела в этом направлении поработать!.. и чтобы здесь умоляли
нас не уходить. Естественно, мы выполним волю местного населения, а не далёкого
московского президента!
И снова Ляхич добавил многозначительно:
Мы выполняем волю простых людей, а не волю чужого
правительства.
Но ведь... заикнулся кто-то, умолк, поперхнулся, закашлялся.
Права человека, сказал Ковалеф с нажимом, превыше всех
прочих прав и законов! И мы, армия США, стоим на страже этих общечеловеческих
прав. Если жители этой деревни восхотят остаться под нашей защитой, то мы её
предоставим, понятно? Неважно, что по этому поводу скажет далёкое правительство
из Москвы.
Все десантники были как один широко раскрытый рот.
Происходило то, давно ожидаемое, к чему так долго и старательно подходила их
страна. К чему подталкивала другие страны, к чему готовила общественное мнение
внутри своей страны и в других странах, для чего сумела развалить могучий СССР,
а теперь даже ценой изощрённой пропаганды переманила на свою сторону немалую
часть населения России, пообещав легкую безбедную и бездумную жизнь.
Лейтенант Браузерс встал, бодро отдал честь:
Господин генерал, разрешите вопрос.
Валяйте, лейтенант, разрешил Ковалеф.
Ему нравилось, что его то и дело называют генералом, а эти
шельмы, похоже, почуяли и теперь при каждом удобном случае... Подхалимы. Но как
с подхалимами хорошо и удобно!
Господин генерал, повторил Браузерс. А как насчёт
сопротивления?
Ковалеф развел руками:
Лейтенант, где вы увидели сопротивление? Тот мальчишка, как
вам объявили, просто перекурил травки. У нас в стране тоже случаются
немотивированные убийства... К тому же я верю нашим аналитикам. Всеамериканский
центр по изучению проблем России выдал восемнадцать сценариев развития событий,
но ни в одном из них не предусматривается сопротивление со стороны русских!
Браузерс сказал осторожно:
Россия слишком огромная страна...
Ковалеф тонко улыбнулся, ответил с той же многозначительной
улыбкой:
Я знаю. Даже слишком огромная. Потому и стараемся её
урезать...
Десантники из числа продвинутых довольно загоготали.
Остальные тупо молчали, для них вершина юмора, если генерал поскользнётся на
банановой кожуре. И чтоб сверху ещё вылилось ведро краски.
Ляхич постучал ложкой по тарелке:
Тихо, тихо! Господин генерал говорит, что мы высадились в
самом трудном районе. Москва бы уже сдалась! На руках бы внесли наши танки
прямо на их вонючую Красную площадь. Разве что националисты оказали бы
сопротивление, но их мало, к тому же тают, как снежный ком. В их рядах тоже
люди, молодёжь, а для неё наши сексуальные свободы... хе-хе... привлекательнее
лозунгов отдать жизнь за Отечество.
Сержант Зибельман, белобрысый гигант, свирепо прорычал:
Так и надо было сразу в Москву!
Ковалеф с отеческой улыбкой покачал головой:
Увы, пока нельзя. Европейские страны встревожатся. Понимают,
что следующие они.
Но мы же пробовали и в Москве!
Ковалеф сделал паузу, затем покачал головой, а Зибельману
погрозил белым холёным пальчиком:
