Филипп снова отпил, на этот раз медленно, крохотными
глотками. Дмитрий следил за неестественно розовым лицом друга. Внезапно понял,
что тому просто не хочется отвечать. Но он молчал, терпеливо ждал.
Не знаю, ответил Филипп наконец. И никто не ответит.
Почему?
Это раньше народ был един... Все было понятно. А сейчас...
Ну, предположим, Турция пришла и заявила, что ликвидирует Россию вслед за
Курдистаном. Но населения России, мол, это ничем не заденет! Все могут всё так
же жить, работать, смотреть телевизор, ходить по бабам. Только в паспорте будет
записано, что отныне турки. И флаг поменяют, как и символику. Как ты сказал,
первый раз, что ли? Ну а дошкольники должны будут выучить турецкий язык. А уже
правнуки примут ислам и прочие законы. Конечно, отдельные группки вступят в
драку. Но ты спрашиваешь, начнётся ли всеобщее сопротивление? Или через пару
поколений от русских останется то же, что и от половцев? Дима, спроси у меня
чего-нибудь полегче. Но ты знаешь, и я знаю, что мы двое встанем и будем
драться. Неважно, если окажемся только мы двое.
Они пили молоко, словно это был чистый спирт: морщась,
хмелея. В головах стучали злые мысли.
А наступает не какая-нибудь Шри-Ланка, вздохнул Дмитрий.
Прет, как танк, Империя. У нее в информационных бомбах заряды покруче
атомных... Сдается мне, что на следующей неделе я уже не смогу тебя проведать.
Филипп насторожился:
Снова исчезнешь?.. В прошлый раз мы уж чёрт-те что думали!
Похоже.
Филипп повесил голову. Неестественно розовое лицо было
неподвижно, лицевые мышцы слушались ещё плохо, но Дмитрий и по неподвижному
лицу уловил, насколько другу сейчас гадко.
Пока я лежал в госпиталях, проговорил Филипп глухо, много
думалось... Сам знаешь, когда заняться нечем, только лежи и пялься в потолок,
даже газету не поднять, то что ещё, как не думать? Мы ж думаем всегда в
последнюю очередь, когда уж совсем нечем больше заняться...
Ну, возразил Дмитрий, не скажи! Вот в нашей палате такие
медсёстры были... гм... Когда наклонится над тобой, термометр чтобы, а её
сиськи вот-вот тебе на морду, то, скажу тебе...
Да что медсёстры, тоскливо возразил Филипп.
Не скажи, повторил Дмитрий. Те, кому с постели можно было
только через месяц, уже через три дня на костылях ковыляли! Чтоб, значит, в
ночное дежурство к ним в дежурку... Я уж потом подумал, что главврач, зараза,
нарочито таких понабрал... Чтоб мы долго не валялись в постелях на даровых
харчах.
Да, медсёстры были, отмахнулся Филипп. Но не с моей же
рожей... Это ж не нога перебитая! Так что лежал и думал. В прошлой жизни когда
думать? Да и кто думает?.. Все только принимаем решения! От грузчика до
президента. А эти решения уже кем-то заготовлены, лежат внутри нас... Думал и о
том, что мы сделали. Ну, это чисто по-русски: сперва сделать, потом подумать.
И над чем же ты ломал голову? поинтересовался Дмитрий.
Медсёстры у вас там были... я присмотрел парочку. Сам бы ногу переломал, только
бы полежать там.
Филипп ответил без улыбки:
Думал о самой сути террора.
А что о нём думать, сказал Дмитрий легко, друг и без того
невесёлый, как сыч в пустом сарае, террор надо делать!.. Наше дело правое,
гадов надо бить.
А не беспокоит, что мы со своим терроризмом вроде бы
остались одни? Ну, мы и страны Востока. Да и те не все, не все... А мир сейчас
помешан на компромиссах!
Филипп... Вчера я смотрел по ящику интервью с одним из
правительства. Не запомнил, кто-то из новых или мелких, но слова его, как яд
дяди Гамлета, запали в мои невинные розовые ухи. Он говорил, как определять
правильно ценность того или другого учения. Или способа жизни, не помню. Надо,
мол, брать не худшее в учении везде есть дурь, а самое лучшее. Так что берём,
сказал он, самое лучшее в гомосексуализме, садизме, киллерстве, терроризме,
прагматизме и прочих американских сторонах жизни. И рассматриваем внимательно.
Цели, идеи, мечты, способы реализации...
Филипп медленно кивал, потом кивки становились все
замедленнее, а в глазах появилось недоумение. Для него было ясно, что у
противника надо брать как раз худшую сторону и бить по ней, выставляя напоказ,
высмеивая, а себя подогревая видом гада, чтобы уж врезать так врезать!
Компромисс, сказал Дмитрий, звучит красиво. На самом деле
это эвфемизм...
Что-что?
Запиши, посоветовал Дмитрий. Тоже красиво звучит, да? За
такими словами хорошо прятать, как за высоким забором, кучи смердящего
дерьма... Компромисс это вежливое название трусости. А не признающие
компромиссов люди, увы, чаще всего террористы. Один из наших ребят, Откин,
хороший парень, хоть и больно хитрый, как-то сказал, что на компромиссы надо
идти всегда... кроме тех случаев, когда на компромиссы идти нельзя. Но к
сожалению, абсолютное большинство людей заранее готово идти на компромиссы во
всем. Тем более, что есть оправдание, есть база «мировое общественное мнение»!
И простой средний человек, говоря о необходимости идти на компромиссы, обычно
прячет за этим собственную трусость, боязнь столкновения, проверки на прочность
крепости идеи, которую исповедует. Но себя надо уважать или хотя бы делать
вид... чтобы дети уважали!.. потому под оправдание собственной трусости какую
только базу не подтаскивают! А бескомпромиссных или менее компромиссных
объявляем тупыми и негибкими. Вспомним: порицая других, тем самым косвенно
хвалим себя!
Филипп кивал, медленно и уже без отвращения цедил молоко.
Проронил скрипучим голосом:
Люди компромиссов хорошая добыча для тех, кто на компромиссы
не идет. Когда сталкиваются двое, один трусливо отступает, второй занимает его
место... но дальше до какой-то поры не наступает, это и зовется изящным словом
«компромисс»... Эх, Дима! Россия что-то зачастила идти на компромиссы. И всё
отступала, отступала, отступала...
Отступала, согласился Дмитрий. Сейчас пробуем остановиться.
Надо попытаться выдержать натиск.
Как?
Иногда, сказал Дмитрий осторожно, чтобы остановить... надо
пользоваться встречными ударами.
Глава 11
Чтобы вывести его на улицу, пришлось едва не взрывать дом.
Филипп побелел, лоб его покрылся испариной, а на щеках проступила смертельная
бледность. Дмитрий всерьёз готов был обращаться к врачам, но Филипп как-то
пересилил себя, голос дрожал и трепетал, как свеча на холодном ветру:
Не надо психиатров... Мне в самом деле нечего делать на
улице. Но если у тебя такой каприз...
Каприз, подтвердил Дмитрий. Филипп, я завтра улетаю! Может
быть, уже не вернусь... жизнь есть жизнь. Так что ты моим капризам хоть сегодня
не перечь.
Улыбка была такой горькой, что Филипп заставил себя выйти с
ним на лестничную площадку, а затем и войти в лифт.
