Огромная толпа их пока не замечает, все слушают горячие речи
ораторов, хвалебную речь митрополита о великом милосердии короля преступного
бизнеса, о всепрощении и смирении.
Он вытащил пистолет, передернул затвор. Один из задних
словно услышал щелчок, оглянулся. На Олейника в упор взглянули глаза умного и
интеллигентного человека. Олейник на долю секунды заколебался, но рассмотрел в
том бледном лице нечеловеческую жестокость, что отличает патологических убийц
от людей нормальных...
Рука этого интеллигента метнулась под полу пиджака, Олейник
успел увидеть вороненый ствол узи. Пистолет в ответ дернулся трижды. Пистолет у
него был без глушителя, но все же абсолютно бесшумный: пороховые газы приводили
в действие поршень, тот выталкивал пулю и тут же запирал внутри гильзы
пороховые газы, на корню срезая прямо в зародыше звук выстрела. Однако
охранника отшвырнуло прямо на черные сгорбленные спины.
Там начали поворачиваться, огромная черная, как воронье,
масса пришла в движение. Тут же их затрясло, послышались крики, визг, ругань.
Видно было, как из пробитых пулями тел выбрызгиваются красные струйки. В толпе
раздались истошные крики, грязный мат, угрозы, брань. Олейник зло оскалил зубы,
обозвал себя идиотом. А ещё заколебался, придурок...
Гости в чёрном падали как скошенные. Многие в падении
выхватывали узи, ингремы, у некоторых в руках появились гранаты. Омоновцы, не
высовываясь из-за могильных плит, поливали толпу смертельным градом. Пули из
пистолетов-пулемётов рвали тела, разносили черепа, как не смогли бы простые
пули из калаша.
Несколько бандитов ухитрились отпрыгнуть за широкое
гранитное надгробие, вели оттуда огонь в три ствола. Олейник без колебаний
выстрелил, едва увидел, как высунулась чья-то нога. Если стреляют без
глушителей, то явно чужие...
Ещё пятеро омоновцев, выбрав удобные позиции, били из
скорострельных снайперских винтовок. В толпе глухо грохнуло, полыхнул огонь. Вверх
взлетели клочья красного мяса. Явно кто-то из бандитов успел выдернуть чеку из
гранаты, даже успел, может быть, замахнуться...
Не прекращать огонь! прикрикнул Олейник. Мысько, чего
замолчал?
Заклинило, ответил задыхающийся голос. Щас... щас
исправлю...
Несколько сот человек разом бросились в эту сторону. Олейник
привстал, выпустил всю обойму, перезарядил, но толпа хоть и быстро таяла, но
прорвалась через цепь...
Мать их, перемать! выкрикнул Мысько зло. Готово!
Он поднялся во весь рост, но стрелять вдогонку глупо,
деревья и высокие надгробные памятники уже скрыли убегающих. А на месте похорон
все покрыто чёрными телами, страшно пламенеют красные лужи, куски мяса, кое-кто
воровато отползает, прячется за памятники, заползает в кусты...
Вперед, велел Олейник. Ты знаешь, куда они добегут.
Далеко за их спинами раздался приглушенный треск, словно над
крышей прорвался огромный мешок с горохом. Мысько молча двинулся вперед.
Снайперская закинута за спину, теперь на широком ремне с плеча свисает
пистолет-пулемет «бизон», очень похожий на родной АКСУ, но без рожка внизу.
Вместо рожка в нём шнековый магазин на шестьдесят шесть патронов 9-го калибра,
которые Мысько умел использовать все экономно и только по назначению. Да, судя
по далекому треску, бандиты все же сумели добежать до кладбищенской стоянки,
где тесно от их бронированных лимузинов, где в багажниках машин сопровождения
есть гранатомёты, даже противотанковые есть...
Омоновцы разом выступили из-за деревьев и поднялись из-за
надгробий. Все так же неспешным шагом пошли к зияющей яме, стягивая петлю.
Никто не оглянулся вслед убегающим: броневые пластины лимузинов, что хороши
против узи или калашей, сейчас рвутся, как бумага, под пулями армейских пулемётов.
Первыми явно добежали крепкие молодцеватые ребята, быстрые даже в бронежилетах
под дорогими чёрными костюмами, но крупнокалиберные пули, выпущенные со
страшной силой, вот прямо в эту минуту разбивают кевлар вдрызг, куски
разорванных грудных клеток зашвыривает на деревья...
Мысько шел слева от Олейника, а тот поглядывал, как по всему
периметру кладбища к месту побоища стягиваются настороженные фигуры в масках и
камуфляжных костюмах. Иногда Олейник скорее угадывал, чем слышал выстрел,
кто-то из раненых гостей вздрагивал и тут же зарывался лицом в землю.
Распростертых фигур попадалось все больше, но Олейник шёл
прямо к вырытой могиле. Гроба не видать, уже в яме, а между холмиками золотого
песка тоже блестит золото: рясы, кресты, золотые причиндалы...
Священник, заслышав шаги, пугливо приподнял голову. На щеку
прилипла прядь, длинная борода тоже в комьях земли, травы. Он начал
подниматься, тяжело отдуваясь, Олейник отступил на шаг, поп на голову выше и
раза в три тяжелее.
Слава Богу, выдохнул священник. Я уж думал, другие
бандиты!..
Мысько явно заколебался, Олейник сказал сдавленным от ярости
голосом:
Ах, ты православный?.. Тебе такое православие нужно?
Священник затрясся под потоком беззвучно выпущенных пуль, не
улетел, как любой бы на его месте. Слоновья туша выдержала десятка два
металлических цилиндриков, что разнесли ему грудную клетку, вывернули
внутренности, лишь затем покачнулся и рухнул лицом вниз.
Олейник ступил в сторону, чтобы эта гора не подмяла. Мысько,
белый как мел, прошептал:
В задницу такую православную... Но и мусульманином все равно
не стану!
Твоё дело стрелять, напомнил Олейник.
Он выпустил по пуле в затылки двух крепких парней, что
уткнулись мордами в землю, но руки и ноги в положении, когда вскакиваешь одним
движением, а оружие словно само прыгает в ладони...
Когда начали падать гости, а затем со всех сторон ударил
этот пугающе бесшумный смертоносный пулемётный огонь, адвокат Кураев успел
рухнуть, а сверху на него упал кто-то ещё. А потом и ещё.
Лежать было тяжело, страшно, а тут еще тёплые струйки крови
потекли сверху. Его вжимало лицом в песок, сухой и чистый, а потом всё стало
мокрым. Он ощутил на губах вкус крови.
Было страшно и гадко лежать вот так, а ведь он самый
известный в Москве адвокат, привык к высшему обществу, хорошей еде и хорошим
костюмам. Совсем недавно он прославился тем, что сумел не допустить до суда
дело Утесика, который на глазах толпы свидетелей расправился с семьёй инженера,
который не поклонился его собаке, а вообще слава его началась с процесса, когда
он сумел вытащить из тюрьмы самого Ноздреватого, серийного убийцу...
Он как сквозь толстое одеяло слышал страшные крики,
душераздирающие вопли. Ему наступили на руку, кто-то снова рухнул сверху,
страшно захрипел, начал бить, медленно затихая, ногой в бок.
Песок оседал, теплый и сырой, ставший таким податливым.
Издали слышались громкие злые голоса, потом он услышал даже скрип песка под
солдатскими сапогами. Люди с таким оружием явно не простые бандиты, тем более
не простая милиция, у них свои правила и законы...
