Я связывался с Центром.
И что?
Полный отлуп, ответил Джордж. Мне приказано оставаться в
тени.
Дмитрию показалось, что он не верит собственным ушам. Такого
просто не могло быть. Что у них там за игры? Ему было передано чётко и ясно,
что этот человек поступает в его полное распоряжение. И все его наработки, его
запас оружия.
Не понимаю, проговорил он. Ладно, я сам свяжусь, потребую
дополнительных инструкций. Извини, Джордж, что побеспокоил.
Ничего, ответил Джордж с явным облегчением. У нас слишком
большая контора. Накладки бывают чаще, чем бы хотелось. Ты где остановился?
В частном коттедже, ответил Дмитрий, только на другом конце
города.
Адрес не помнишь? Так, на всякий случай. Вдруг чем смогу...
Улица шейха Алиля, ответил Дмитрий, не моргнув глазом,
семнадцать... Там красные такие ворота, заметные...
На этот раз не врал, когда ехал от аэропорта, в самом деле
заметил этот коттедж и даже запомнил номер. Джордж проводил его до выхода из
дома. Дмитрий распрощался сердечно, но на обратном пути проверялся как никогда
тщательно.
Глава 26
От входа послышался шум, веселые вопли. Гирей Мухутдинов,
дежурный по части, поморщился: до смены всего десять минут, как раз можно
успеть перемыть кости футболистам, продувшим такой важный матч с Перу, страной,
которую и на карте не отыщешь!
В приёмную ввели пятерых гогочущих подростков. Все как на
подбор крупные, налитые здоровой неистраченной силой. За ними шёл хмурый, как
осень в Подмосковье, Бондаренко. Вечный сержант, вечно в разводе, вечно на
подмене.
Набросились на парочку, доложил Бондаренко, избили, отняли
сумочку... Парню выбили два зуба. Щас он на экспертизе, весь в кровоподтёках.
Похоже, сломаны рёбра... Девушка в шоке, на ней порвали платье и трусики.
Похоже, пытались изнасиловать прямо при парне...
Гирей сказал одобрительно:
Парень провожал до самого дома?.. Вот я своему балбесу
говорю, что девушек надо провожать, а он хохочет: это в твоё допотопное время!
А теперь равноправие. Встретились, поимелись, каждый бежит в свою сторону.
Подростки, нагло хохоча, рассаживались на стульях вдоль
стены. Один ухитрился закинуть ноги на обшарпанный стол, который сдвинули в
угол. Второй, по манерам сразу видно вожака, сказал весело:
Это ты теперь этому защитничку расскажи! Больше провожать не
станет.
Гирей покачал головой:
Эх, Головань... Сколько я тебя знаю, ты всё такой же... Ещё
в песочнице копались, ты уже чужие ведёрки отнимал. Ну скажи, за что ты их?
Подростки заржали. В голосе дежурного офицера чувствовались
усталость и безнадега. Мигом вспомнил, падла ментовская, что они подростки,
Уголовный кодекс ещё бессилен!
Головань под смех дружков сказал ещё наглее:
А мужчина должен уметь защищать своих женщин, верно? Вот мы
его и потренировали малость.
Вы его покалечили, сказал Гирей.
Ага, ответил Головань довольно. Тебе не ндравится, чурка?
Пошел на фиг из Москвы. Это наш город.
Подростки заржали.
Гирей улыбнулся:
Парень, которого вы побили, чистокровный русак. А насчет
чурки... Моему прадеду Иван Грозный оставлял Москву в управление, когда
отлучался... Целый район носит имя моего деда. Да и не один. Так что это я
москвич, а вот ты... Тебя поучить бы, что такое быть москвичом, что такое быть
русским, что такое вообще быть человеком.
Ну и хрен ты нам что сделаешь, заявил Головань. У меня
старший брат в юридическом, так что я законы знаю!.. Я среди ребят самый
старший, а мне только четырнадцать лет!
Гирей задумчиво оглядел здоровенного парнягу. Да,
акселерация, о которой узнали лет сорок назад, всё ещё на марше. Когда ему,
Гирею, исполнилось четырнадцать, он был вдвое мельче, о девках ещё и не думал,
зато каждое лето исправно таскал кирпичи в бригаде каменщиков, подрабатывал,
помогал родителям.
Какой это уже у тебя привод? поинтересовался Гирей. И, не
дожидаясь ответа, сказал голосом школьного учителя: Ты прав, мужчина должен
защищать свою женщину. Кстати, парень это и сделал... А кто не может защитить,
для этого существуем мы. Милиция.
Головань заржал:
Ну, дед, ты даешь!.. Вы защищаете! Класс!
Гирей кивнул. Лицо его оставалось на удивление спокойным.
Головань оборвал гогот, маленькие глазки впились в лицо дежурного. Обычно на
лицах этих ментов крупными буквами написано, как им все это охренело, опять
приходится заниматься безнадёжными делами: этих подростков выпустят на
следующий день, а им ещё долго оправдываться, объяснять, что ничего особенного
в обращении с детьми не превысили.
Да, что-то идёт не так, как всегда. Раньше всё сходило с
рук. И грабежи, и разбои, и квартирные кражи. Даже одно изнасилование было,
тоже сошло ведь они ещё дети! Так что надо будет взять на заметку, что одиноких
девок можно ловить и трахать, шалея от безнаказанности, напоследок бутылку
водки затолкать, а потом ещё и пинка, чтобы стекло хрустнуло...
Гирей кивнул сержанту:
Позови Иванчука. Нет, ещё Кленова... У него такие вот орлы
домик в деревне сожгли. Он постарается...
Бондаренко недобро посмотрел на подростков, медленно
поднялся. От его недоброй улыбки они насторожились. Головань уже не ржал, с
широкой рожи медленно сползала улыбочка.
Я ещё Медведева кликну, сообщил Бондаренко. У него сынишка в
больнице. Третьеклассник! У него какие-то орлы повадились отнимать деньги, что
на школьный завтрак... Попробовал раз не отдать, избили так, что...
Позови, разрешил Гирей, только сам проследи, чтобы он не
увлёкся...
Да это было не вчера, успокоил сержант, он уже себя
контролирует.
Дверь отворилась, вошли четверо милиционеров. В комнате
повеяло грозой. Гирей сказал торопливо:
В шестую комнату, понятно? Нет, лучше сразу в подвал. Здесь
у меня чисто... ну, сравнительно чисто.
Головань поспешно встал. Подростки, поглядывая на вожака,
торопливо поднимались.
Бондаренко оглядел их сузившимися глазами:
Что-то вы вдруг почтительными стали... С чего бы? Руки за
голову, шагом марш вот за этим... Михаил, показывай дорогу. А ты, Костя,
смотри, чтобы не ломанулись к двери.
Взяв их в коробочку, вели по длинному коридору, потом по
ступенькам вниз, снова по коридору. Похоже, опустились в бывшее бомбоубежище.
Затем тот мент, которого назвали Михаилом, отпер железную дверь, отступил:
Заходите, орлы.
Головань с надменным лицом переступил порог. В голове
вертелась спасительная мысль, что всего лишь отсидка до утра. Ничего им не
пришьют, такой статьи нет, они подростки, утром выпустят, да ещё и принесут
извинения. Брат может потребовать, чтобы все было на бумаге...
