Если они общепринятые, то понятно, что это за ценности! У
меня с нашим дядей Васей-дворником и американцем есть только одно общее: но это
касается не искусства, юриспруденции или нравственных законов, а всего лишь
анатомического отличия мужчин от женщин. Но у меня оно имеет меньше прав, чем у
дяди Васи или американца.
Тупое и трусливое большинство, именуемое русской
интеллигенцией, пугливо живет в этих рамках «общемировых». Для них шаг вправо
или шаг влево попытка к бегству из интеллигенции, после чего сразу следует
выстрел.
Пусть стреляют, сволочи! Уже и так мы живем под обстрелом,
но меня не загнать в колонну, которую конвоируют «общемировые ценности». Вчера
было ценно одно, сегодня другое, а завтра будет цениться третье. И все
«общемировое»! Эти общемировые мне... нам навязывает не бог, а всего лишь
тупенькие юсовцы, сумевшие быстренько построить свою империю желудка, пока
другие возводили воздушные замки для Счастья Всего Человечества.
Внезапно меня прижало к твердому. Мысли вспорхнули, как
испуганные воробьи. Ага, я уже сижу в машине, Володя вырулил на магистраль и
несётся, как и все, превышая скорость. Машину занесло потому, что слева
пронёсся лихач на потрепанном жигулёнке. Как и нас, подрезал ещё одного,
другого обогнал, на большой скорости пошёл вперёд, ловко переходя из ряда в
ряд, обгоняя сверкающие иномарки. Нарушает, конечно, но красиво нарушает...
Даже жаль, что такого вскоре остановят, оштрафуют, а то и вовсе отберут права.
Когда все становятся стадом, плохо даже для стада...
Ближе к центру движение стало ещё напряжённее, скорость
снизилась. Перед перекрёстками возникали пробки. Володя покосился на меня
сердито, выставил на крышу маячок, начал протискиваться вперед. Обычно я не
разрешаю пользоваться подобными штуками, правительство должно жить той же
жизнью, что и все, но с другой стороны как будто я не насмотрелся этих пробок с
балкона?
Массивные сталинские дома узких центральных улиц уплывали
назад нехотя, медленно. Взамен тяжело выдвигались такие же массивные, угрюмые,
несмотря на кокетливые рекламы.
Затем как удар по нервам: заблистало, словно сверкающая под
солнцем глыба чистейшего льда. Я ощутил прохладу — исполинская мечеть, от
каменных глыб площади и до самого верха изукрашенная изразцами небесного цвета,
смотрится как межгалактический корабль инопланетян.
Москвичи к ней привыкли в первые же дни, свойство русского
характера всё принимать и всё переваривать, но зеваки из провинции ходят
стадами, их видно по разинутым ртам и вытаращенным глазам.
Володя перестраивался из ряда в ряд, обгонял, а я все не мог
оторвать глаз от мечети. Огромная и блистающая, поднимается по-восточному гордо
и возвышенно, без всякого раболепия перед Аллахом. Красочная, стены в изразцах,
устремлённая к небу, полная противоположность храму Василия Блаженного или
Христа Спасителя, которые скорее походят на танки, вросшие гусеницами в родную
землю, приземистые, массивные.
Володя косился неприязненно.
Не понимаю, пробурчал он сердито, всё равно это чужое. А
чужое, значит, не наше.
Со мной можно поболтать в дороге, я разглагольствую охотно,
всегда «в общем», никаких тайн не выболтаю, да и не знаю. Для меня разговор с
шофером, как и с Хрюкой, всего лишь огранивание мыслей, смутных идей, что в
процессе повторения обретают форму, теряют лишние слова, становятся острее и
действеннее. Я ленив на переписку, там всё за счёт основной работы, но вот так,
в быстро мчащейся машине, когда всё равно заняться нечем, я могу выдать в сыром
виде шоферу то, что вдалбливаю правительству уже не первый год.
А что чужое? поинтересовался я. Мухаммад? Что еврей, что
араб какая тебе разница?
Христос... К нему хотя бы привыкли. Да и заповеди его наши
заповеди.
Я покачал головой:
Все заповеди, которые Христос повторял, взяты из иудейского
Ветхого Завета. А его единственная заповедь, у него на неё копирайт, это «Если
тебя ударят по правой щеке, подставь левую»... нет, есть ещё одна, такая же
нереальная: «Возлюби врага своего». Скажи, хоть кто-то руководствуется этой
заповедью в реальной жизни?.. Не юродивый, не пациент дома сумасшедших, а
нормальный человек?.. То-то. Этот Христос сам бы помер от сердца, узри все то,
что делалось его именем: крестовые походы, обращение в христианство огнем и
мечом, сожжение ведьм, брунов и янгусов, давление на коперников и галилеев...
А Магомет?
Мухаммад сам придумал Коран, сам и воплотил его в жизнь.
Сейчас треть населения земного шара живёт по законам, которые создал Мухаммад.
А эти законы, если честно, совпадают с нашими человеческими устремлениями. В
этом и есть сила ислама: у него слово с делом не расходятся! Это не «Возлюби врага
своего»... Понимаешь, Володя, в нашей России сейчас столько навоза, что мы
ходим в нём по колено. Накопилось даже не со времён Советской власти, а с куда
более дальних... Вот мы сейчас и решились разгребать. Никто не решался, а мы
решились. Это дерьмо ложь. Судьи выносят приговоры по статьям, в которые не
верят, родители и учителя учат детей истинам, которым сами не следуют... а
дети, что, слепые? Сила ислама в том, что ему в самом деле можно следовать!
Пока говорил про судей и учителей, он кивал, но едва
упомянул про ислам, челюсти стиснул, под кожей вздулись кастеты желваков.
Всё равно... поворот слишком крут! Как бы во что не
врезаться.
А у нас когда иначе? спросил я горько. Либо спим, либо
догоняем, нарушая все правила...
Глава 4
Восемь крупных мужчин в добротно скроенных костюмах сидели
за огромным подковообразным столом. Глаза нацелены в экраны сверхплоских
ноутбуков, в огромном кабинете напряженная тишина. Секретные службы многих
стран отдали бы горы золота, только бы добраться до содержимого этих хардов.
Даже консервативный Коломиец, министр культуры, преодолел страх перед техникой,
с удивлённо-радостным лицом тыкает в клавиши, всякий раз приятно изумляясь, что
ничего не взрывается. Зато телеэкраны на стенах тёмные, только на одном
мелькает что-то пёстрое, мне отсюда не видно, да и звук приглушен до
невозможности.
А, Виктор Александрович, произнес Коломиец задушевно,
здравствуйте! Чёрт, дёрнуло же меня на министра согласиться! Надо бы в
футурологи... Спал бы до обеда.
Я взглянул на огромные настенные часы. Не знаю, что за
аппаратура там еще, помимо самого механизма часов, но часы работают исправно,
всё ещё утро. Правда, для кого-то десять часов разгар рабочего дня. К примеру,
для нашего президента Кречета.
У меня нет за столом постоянного места, я и есть министр без
портфеля, а также без постоянного кресла или хотя бы стульчика. Или даже не
министр, а чёрт-те что. То ли консультант, то ли советник, всегда называют
по-разному.
—А где наш железный диктатор?
Платон Тарасович, сказал подчёркнуто уважительно Коган,
министр финансов, изволят быть на встрече с делегацией ООН. Точнее, они изволят
принимать этот непонятный ООН.
