– Наберитесь мужества…
На них снова зашикали.
На середину площадки вышла девушка с черным как уголь лицом, на котором сверкали белки больших круглых глаз и белоснежные зубы. Низким, чуть хрипловатым голосом, трогавшим за душу, она запела:
Я забыла все.
Я забыла лицо,
Я забыла, как ты ходил,
Что ты мне говорил,
Что ты мне сказал.
Я теперь не смотрю назад.
Я забыла все.
Я забыла лицо
И уже не могу сказать,
Какого цвета твои глаза.
Я забыла твое лицо.
Я забыла все.
Я не думаю,
Нет, не думаю,
Я не думаю о тебе.
Говорю тебе,
Я не думаю
О тебе, о тебе, о тебе…
Рыдания музыки и лившийся, будто теплое золото, негритянский голос околдовали зал. Голос притягивал, очаровывал. Заслушались даже официанты. Затаив дыхание, не отводя глаз, все смотрели на площадку и на певицу, завороженные чистым глубоким чувством.
К столику подошел официант и обошел кругом, шепотом предлагая шампанское, но внимание всех приковано было к сияющему кругу света, где чернокожая женщина, чьи предки приплыли из Африки, пела низким глубоким голосом:
Я забыла твое лицо,
Я забыла все.
О как лживы слова,
Будто я
Должна помнить тебя,
Помнить тебя, помнить тебя,
Пока жива…
Тишина взорвалась овациями. Снова зажегся свет. Вернулся и сел на место Бартон Рассел.
– Потрясающая певица!.. – воскликнул Тони.
Но не успел он закончить фразы, как Лола тихо вскрикнула:
– Смотрите… смотрите…
И тогда все посмотрели туда, куда она показала. Паулина Везерби лежала, уткнувшись в скатерть лицом.
– Она умерла… Как Ирис… Как Ирис в Нью-Йорке! – закричала Лола.
Пуаро вскочил на ноги, жестом приказав остальным оставаться на месте. Он склонился над Паулиной, осторожно взял за руку и нащупал пульс.
Лицо его было бледно и сурово. Все смотрели на него молча не в силах произнести ни слова. Смотрели будто во сне, будто их парализовало от шока.
Медленно Пуаро склонил голову:
– Да, она действительно мертва… la pauvre petite
[12]
. И я сидел рядом. Что ж, пусть убийца и не надеется от меня уйти.
Бартон Рассел посеревшими губами пробормотал:
– Как тогда Ирис… Значит, она все же что-то заметила… Паулина что-то заметила в тот вечер… Правда, она была не уверена. Она мне сказала, что не уверена… Нужно вызвать полицию… О господи, Паулина, малышка…
– Где ее бокал? – сказал Пуаро. Он взял бокал и поднес к носу. – Так и есть, цианистый калий. Запах горького миндаля. Метод тот же, яд тот же…
Он взял в руки сумочку Паулины.
– Посмотрим, что тут.
– Но вы ведь не верите в самоубийство? Она не могла этого сделать! – вскричал Бартон Рассел.
– Погодите, – остановил его Пуаро. – Нет, в сумочке ничего нет. Знаете ли, свет зажгли очень быстро, времени у убийцы не было. Он еще не успел избавиться от яда.
– Она, – сказал Картер.
И перевел взгляд на Лолу Вальдес.
Лола вспыхнула:
– Что вы хотите?.. Что вы сказали? Что я ее убила? Неправда… Неправда. Зачем мне ее убивать!
– Тогда в Нью-Йорке у вас был роман с Бартоном Расселом. Об этом все говорили, я слышал. Красавицы в Аргентине ревнивы.
– Вранье. И я не из Аргентины. Я из Перу. А-а! Плевать мне на вас. Я… – Лола перешла на испанский.
– Успокойтесь! – прикрикнул на них Пуаро. – Говорить буду я.
Бартон Рассел тяжело произнес:
– Нужно всех обыскать.
Пуаро спокойно произнес:
– Non, non
[13]
, в этом нет необходимости.
– Как это нет необходимости?
– Эркюль Пуаро и так все знает. Я вижу насквозь. И говорить буду я. Мистер Картер, не соизволите ли вы достать пакетик, который лежит у вас в нагрудном карман?
– У меня нет никакого пакетика. Какого черта…
– Тони, друг мой, я был бы вам очень обязан.
– Какого черта!.. – воскликнул Картер.
Но прежде чем Картер успел прикрыть карман рукой, Тони аккуратно, двумя пальцами, извлек оттуда бумажный пакетик.
– Прошу, месье Пуаро, вот, как вы и сказали.
– Черт возьми, это клевета, – прорычал Картер.
Пуаро взял пакетик в руки и прочел надпись на этикетке:
– «Цианистый калий». Все, дело закончено.
– Картер! Я так и думал! – загремел Бартон Рассел. – Ирис любила тебя. И хотела к тебе уйти. Но ты не хотел скандала и потому ради своей драгоценной карьеры решил от нее избавиться. А теперь тебя вздернут, мерзавец.
– Успокойтесь! – твердо и властно произнес Пуаро. – Это еще не конец. И я, Эркюль Пуаро, намерен кое-что сказать. Мой друг Тони Чепелл, представляя меня вам, пошутил, будто я оказался здесь, чтобы раскрыть преступление. Отчасти он оказался прав. Я действительно рассчитывал найти преступника, потому и пришел сюда, но не раскрыть, а предотвратить преступление. И я его предотвратил. План был великолепный, лишь мое присутствие помешало привести его в исполнение. Убийце пришлось на ходу перестраиваться, а я, когда погас свет, успел кое-что быстренько шепнуть на ухо мадемуазель. Мадемуазель Паулина умна и схватывает мгновенно и прекрасно справилась со своей ролью. Мадемуазель, не будете ли вы любезны – поднимите голову и покажите всем, что вы остаетесь в добром здравии.
Паулина выпрямилась и неуверенно рассмеялась.
– Воскресение Паулины, – сказала она.
– Паулина… Дорогая…
– Тони!
– Дорогая моя!
– Ангел мой!
– Я… Я ничего не понимаю, – еле выговорил Бартон Рассел.
– Я вам помогу, мистер Бартон Рассел. Ваш план не удался.
– Мой план?
– Вот именно, ваш план. Вы единственный человек, у которого на тот момент, когда погас свет, есть алиби. Вы единственный вышли из-за стола, мистер Бартон Рассел. Однако в темноте вы вернулись, обошли с бутылкой шампанского стол, подсыпали Паулине яд, а потом, нагнувшись над бокалом Картера, сунули ему в карман пакетик. Да-да, сыграть роль официанта в темноте, к тому же когда внимание всех обращено к сцене, несложно. Это и есть истинная причина, по которой вы сегодня даете обед. Лучшее место для убийства, чем людный зал ресторана, трудно придумать.
