«Пожалуй…»
— Простите, пожалуйста, это кресло занято?
Валентин Борисович потёр глаза — он не дремал, просто прикрыл их в надежде успокоиться, — оглядел ярко накрашенную женщину, по старой привычке задержав взгляд на выпирающей груди, после чего ответил:
— Кажется, нет.
— Я тогда тут поеду, — решительно произнесла дамочка, усаживаясь напротив старика. — Это просто чёрт знает что, а не соседи, вы слышите? Уселись трое в ряд вокруг столика и выпивают, не таясь. Даже мне предлагали, хотя какое им дело, что я пью и почему не хочу пить с ними? Я не обязана развлекать каждого встречного-поперечного, правда? Вижу, вы согласны, это хорошо. Ужасно, конечно, что честные пассажиры не могут заранее выбирать попутчиков. А ещё «Сапсан» называется! Электронные билеты придумали, а регистрации в Интернете нет! А надо сделать! Люди имеют право знать, кто едет рядом! И обязательно выкладывать фотографию и что-нибудь о себе, а то приличной женщине достаются в попутчики всякие черти…
— Да… понимаю…
— А проводница только руками разводит да бегает им за выпивкой! Разве это правильно? Вижу, вы согласны. Я спрашиваю: «Разве это правильно?» А она: «Так ведь они не буянят. Ведут себя прилично…» Они мне выпить предложили! А у меня, между прочим, консерватория с отличием! Разве это прилично?
Старик с удовольствием отвернулся бы, но воспитание не позволяло «обрезать» разговор.
— Но что мы всё обо мне да об этих алкоголиках? — всплеснула руками консерваторская. — Меня иногда заносит, вы уж извините, я по классу барабанов заканчивала, так что глуховата слегка, но на филологическом по губам читать выучилась, даже диссертацию писала, но завалил меня профессор Чёртишвили Шалва Григорьевич… Или Григорий Шалвович? Лысый такой, мордастенький и наглый… Сейчас уж не упомню, много их таких, на одно лицо… У того филолога минус восемь от рождения, вот и не разобрал мою артикуляцию… завалил… Я вам не помешала?
— Нет.
К безмерному удивлению Борисыча, две другие его попутчицы — женщины, ехавшие в креслах у окна, — продолжали невозмутимо читать, не обращая никакого внимания на усевшуюся за столик глуховатую филологиню с барабанным образованием.
«Второй артефакт обеспечит безразличие окружающих, — произнёс Ваятель, передавая Саше ещё одно кольцо. — В тот момент, когда вы повернёте камень по часовой стрелке, вас перестанут замечать, что бы вы ни делали и как бы себя ни вели. Заклинание будет действовать восемь минут, так что не затягивайте».
— Вы кажетесь задумчивым.
— Сегодня мне пришлось принять трудное решение, — неожиданно для себя признался Борисыч. Сказал — и вроде полегчало чуть, словно от частички груза избавился. Не зря же говорят, что слово лечит. — Возможно, это самое трудное решение в моей жизни.
— Предали друзей?
Несколько секунд старик удивлённо смотрел на «консерваторскую», а затем его брови поползли вверх:
— Саша?
Он не узнал, он догадался.
— Добрый вечер, Валентин Борисович.
— Ты…
— Найти вас и догнать помогла магия, — поспешила объяснить женщина. — Как выяснилось, Ваятель в ней большой мастак. Он, кстати, передаёт вам привет.
На этот раз его никто не толкал, никаких громких голосов поблизости, но сердце застучало перегретой паровой машиной, задёргалось, словно в конвульсиях, и дрожь передалась всему телу.
— Зачем он прислал тебя? — хрипло спросил старик, пряча руки под стол. Не хотел, чтобы Саша увидела трясущиеся пальцы. — Почему именно тебя?
«Ты ведь казалась чистой! Я не мог так ошибиться!»
— Потому что только меня вы будете слушать, Валентин Борисович, — объяснила женщина. — Ваятеля вы боитесь, Альфреда презираете, Петю считаете слишком молодым. Остаюсь я.
— Гм… Пожалуй.
Саша мягко подалась вперёд — старик вздрогнул — и проникновенно произнесла:
— Он предлагает всё исправить.
«А это возможно?»
Вернуться назад и позабыть сегодняшний день как неприятный сон? Избавиться от страха, не вздрагивать, не дрожать, не облизывать беспрестанно пересохшие губы…
И снова начать убивать.
Сначала персов, потом тех, кто ими управляет. Возможно, защищаясь, возможно — нападая. Кровь ведь только сначала оправданий требует, потом привыкаешь, входишь во вкус. И уже не можешь остановиться.
Или не хочешь останавливаться.
— Я ничего не сделал ни Ваятелю, ни вам, — тихо произнёс Борисыч.
— Нужно было уйти по-хорошему.
— Он бы не отпустил.
— А теперь вы показали, что вам нельзя доверять.
— Саша, вы слышите, что я говорю? Ваятель не отпустил бы меня!
— Мы этого не знаем.
— Он сознательно стравил нас с той командой и заставил убивать друг друга!
— Убивали персы, — хладнокровно ответила женщина.
— Нет, Саша, убивали мы.
— Никого из нас не было на месте преступления, а значит, нас нельзя привлечь к ответственности.
Несколько секунд старик изумлённо таращился на Сашу и шевелил губами, словно повторяя про себя услышанное, после чего уточнил:
— То есть единственное, что останавливает вас от насилия, — это страх наказания?
А как же мораль? Этика? Кровь на руках и ощущение себя грязным? Как же заповеди?
— Страх наказания останавливает всех, — убеждённо произнесла женщина. — Когда нет угрозы возмездия, люди превращаются в зверей, и не надо прикидываться, будто вы этого не знаете.
— Знаю, — не стал врать старик. — Но я не такой.
— Сегодня вечером Ваятель рассказал нам правду, — продолжила Саша, не обратив на его ответ никакого внимания. — Очень жаль, что вас не было с нами, Валентин Борисович, потому что, узнай вы, откуда растут ноги проекта, вы ни за что не отправились бы в Москву.
— Уехал я сегодня, но к решению шёл долго, — негромко, но очень твёрдо сказал старик. — После бойни я не спал ни секунды, не мог. Я говорил себе, что они напали первыми, что не пощадили бы нас. Я не просто говорил: я в это верю, я знаю, что так и было бы, но их кровь всё равно на моих руках…
— Кровь зверей.
— …и не существует слов, способных смыть её.
Разговор шёл именно так, как предполагал Ваятель, да и все игроки тоже. Они достаточно изучили Валентина Борисовича, чтобы понять причины, побудившие его уйти. Альфред призывал не тратить время на бессмысленные разговоры и сразу приступать к экзекуции. Петя в целом соглашался с инвалидом, напирая на то, что время действия колец ограниченно и на происходящее могут обратить внимание. Но Саша не забыла, как лежала рядом со стариком под автоматным огнем, и решила дать ему последний шанс.
