Она надеялась, что волхв как бы забудет, где она сидела,
всякий мужчина пустился бы на эту хитрость, но он не додумался до такого чисто
мужского поступка, и она снова села позади, сердитая и разочарованная
настолько, что даже забыла чирикать, чего всегда мужчины ожидают от женщин.
На этот раз конь чаще шел рысью, чем галопом, но все же не
останавливался, в степи то и дело возникали рощи, небольшие островки леса, на
такой же скорости проносились мимо озер, а ей так хотелось снова искупаться и
на этот раз так показать фигуру, чтобы у него глаза на лоб повылазили, однако
конь и волхв одинаково смотрели вперед, ветер свистел в ушах, а земля одинаково
мелькала под копытами.
Солнце долго жгло голову и плечи, наконец все-таки начало
склоняться к далеким зеленым холмам. Сизые слоистые облака потемнели, стали
похожими на ржавую жесть, по земле пролегли темные красноватые тени.
Слева пошла гряда древних гор, ей показалось, что стена
испещрена гнездами птиц, что селятся в таких стенах, но когда промчались
вблизи, поняла со смятением, что это бесчисленные катакомбы, трудолюбиво
вырубленные в этих горах.
– Как они здесь живут… – пробормотала она.
– Ищут, – буркнул он.
– Какие тут могут быть сокровища?
Он вздохнул:
– Женщина, лучше молчи.
Очень не скоро солнце, наполовину перечеркнутое жестяными
облаками, узкими, как лезвие меча, коснулось края земли, красное и огромное,
распухшее. Ей показалось, что пульсирует, как живое усталое сердце, торопясь
погрузиться там внизу в темный сон, чтобы утром, хорошо отдохнув, подняться
свежим, веселым и сияющим.
Перед ними простиралась степь, заросшая жесткой травой, Олег
вздохнул тяжело и повел рукой.
– Вон там подземелье, – сказал он мрачно, –
великого царя скифов Ариаласа. Стены его выложены чистым золотом в два пальца
толщиной, гроб из чистого хрусталя, а постамент под ним из дорогого малахита.
Весь зал занимает его личное оружие и доспехи, на которых драгоценных камней
столько, сколько не видели все нынешние цари мира…
Она жадно приподнялась, держась за его плечи, как за скалу.
– Где-где его закопали?
Он мотнул головой:
– Вон там. Но вряд ли найдут…
– Почему?
– Подземелье на большой глубине. И, как видишь, везде
пески… Сейчас все ориентиры потеряны, как и было задумано.
Она сказала насмешливо:
– Но ты-то знаешь?
– Знаю, – ответил он.
– Так почему не раскопаешь? Понятно, одному такое не по
силам, но собрать людей побольше, договориться…
Он буркнул:
– Ну и зачем мне эти мелочи?
Она умолкла озадаченная, волхв явно говорит серьезно, но
мужская логика слишком проста и примитивна, чтобы ее понять, она спросила
сердито:
– Мы и ночь будем вот так?
– Что вот так? – переспросил он. – Все-таки
восхотела вперед?
– Размечтался, – отрезала она. – А как насчет
того, что порядочные люди ночью спят?
Он подумал, начал придерживать коня.
– Так то порядочные… Ладно. Вон неплохое местечко.
Три огромных дуба, как богатыри, высились среди долины,
могучие и размашистые, под ветвями можно укрыться целой деревне. Конь прошел,
хрустя желудями, еще за пару сот шагов до деревьев. Олег соскочил, легко снял
маленькую женщину, она благоразумно запротестовала, когда он уже держал ее в
руках, не посадит же снова, хотя от прямолинейных мужчин ожидать можно всего, а
когда ее ноги коснулись земли, снова не стала возмущаться такой
бесцеремонностью, а то поверит и больше снимать с седла не станет, мужчины
вообще-то звери бесхитростные, часто верят не тому, чему надо.
Он начал расседлывать коня, она сказала ему в спину:
– Здесь вода где-то есть?
– С той стороны, – ответил он, не
оборачиваясь. – Там и кусты, кстати. В сторонке.
Когда она вернулась, он уже сидел у жарко пылающего костра
на толстом сухом бревне с гладко ободранной корой. За его спиной громоздится
куча крупных сухих сучьев, на три ночи хватит.
– Быстро ты, – сказала она. – И бревно
откуда-то притащил.
– Это ты долго, – обронил он.
– Я? Я всегда собираюсь быстро!
– Ну да, – согласился он, – вы все
собираетесь… даже очень быстро. Полководец Гилас за это даже убил, осерчав.
– За что?
– Быстро собиралась, – объяснил он.
– Но я в самом деле быстро!
Он промолчал, потыкал толстым прутом в костер. В середке уже
пурпурные угли, с веселым треском взвился рой красных искр, закружился и унесся
ввысь к холодным, как льдинки, звездам.
Далеко в полумраке раздался тоскливый волчий вой. Олег не
повел и бровью, Барвинок вздрогнула, зябко повела плечами. Костер горит ярко,
потому темнота темнее тьмы, и лишь здесь не только жизнь, но и весь мир, а там
дальше хаос, бесформенный ужас, небытие.
Волчий вой раздался ближе, уже с другой стороны. Олег снова
не шелохнулся, Барвинок придвинулась ближе к огню и пугливо посмотрела по
сторонам.
– Это правда, – спросила она с надеждой, –
что волки огня боятся?
– Огня боятся все, – равнодушно ответил он. –
А ты не боишься?
– Ну, если не лезть в самую середину, – возразила
она.
– Волки тоже хватают только тех, кто возле, –
успокоил он.
Она сказала саркастически:
– Ну, спасибо!
Он прислушался, обронил тихонько:
– Только это не волки.
Жуткий вой приблизился, но странно стал тише, в нем уже не
звучала звериная ярость. Олег сидел все так же спокойно, Барвинок вздрагивала,
надеясь, что звери, кем бы они ни были, увидят такой огромный костер и нападать
не решатся.
– Вроде бы ушли? – спросила она с надеждой.
– Нет, – обронил он.
Она прислушивалась изо всех сил, однако вой постепенно затих,
деревья стоят могучие и уверенные, прикрывая их сверху ветвями от любой
напасти. Ночь звездная, ясная, луна изо всех сил доказывает, что она тоже
солнце, пусть не для людей, но для кого-то упыри, призраки и мертвецы – вполне
люди, за неимением получше.
Постепенно она осмелела настолько, что, когда пламя
опустилось до раскаленных пурпурных углей, поднялась и перенесла несколько
сухих веток к костру. Самые толстые и длинные переломить не удалось, а Олег все
так же задумчиво наблюдает за перебегающими по багровым углям ярко-алыми
искрами, похожими на быстрых огненных муравьев.
Рассердившись, она обронила ядовито:
