– Почти всю жизнь, – сообщил он.
Она помолчала, такая глупость не укладывается в голове, но у
мужчин дури много, кивнула на его амулеты:
– Зачем?
Олег посмотрел с вопросом в глазах.
– Обычно их прячут, – пояснила она. – Либо
дома в потайных местах, а если в дороге – под одеждой.
Олег пожал плечами:
– Не люблю ссор. Когда видят, что у меня их вон
сколько, сразу смирнеют.
– Наверное, – сказала она задумчиво, – это
тоже хорошо. Хотя и непонятно.
– Что непонятно?
– Почему избегаешь драк, – пояснила она. –
Мужчины с такими кулаками обожают подраться.
– Драки ничего не дают, – сообщил он.
– А тебе надо, чтоб давали?
– Да.
Она фыркнула.
– Посмотрите на него. Какой мирный!.. Хотя да, камешки
у тебя очень непростые. Я половины даже и не знаю. Если бы вот те не были на
почетном месте, я бы решила, что в самом деле простая галька.
– Лучше всех поет, – заметил он, – самая
простая и невзрачная птичка. Соловей, если о такой слыхала.
Она сказала задиристо:
– Это я слыхала! Удивительно, что и ты слыхал. Тебе же
медведь на ухо наступил.
– Зато ничего больше не оттоптал, – сообщил он
скромно.
Она сказала радостно:
– Но-но, не намекивай!.. Я девушка гордая. И твои
зеленые глаза на меня не действуют. Не вздумай лезть ко мне ночью.
– Хорошо, – согласился он оскорбительно
легко. – Не вздумаю. И ты тоже.
– Что-о?
– Не лезь ко мне, – объяснил он. – У меня
обет целомудрия.
Она охнула в великом возмущении:
– Я лезть к тебе?.. Да что ты о себе возомнил? Я вообще
рыжих не выношу!
Она легла поближе к костру, хотя не зябко, но страшно, вдруг
из темноты протянется хищная лапа и цапнет ее за ногу, потому она старательно
подгибала их, подтягивала к подбородку и скручивалась так, что только спина
горбиком со всех сторон, а она внутри, как свернувшийся клубочком еж.
Олег, к ее разочарованию, лег по другую сторону костра, хотя
ничто не мешало лечь рядом, а там мог бы словно невзначай, якобы во сне,
закинуть на нее руку, и тогда бы она могла с возмущением ее сбросить, как
отвратительную змею, и покричать о мужском скотстве, о грубости, о дикости…
Правда, потом и она, уже в глубоком сне, во сне можно, могла
бы прижаться к нему, сильному и надежному, этого у него не отнимешь, несмотря
на все его недостатки, и даже если бы обнял ее за плечо, сделала бы вид, что
крепко спит и не чувствует, зато так намного защищеннее и уютнее, чем сейчас,
когда от костра слишком жарко, можно вообще загореться, а со спины не только
холодно, но и страшно.
И все-таки даже на расстоянии она чувствовала исходящую от
него уверенность и защиту, повозилась, заворачиваясь в одеяло, как гусеница в
кокон, а уснула быстро и неожиданно.
Проснулась, чувствуя себе свеженькой, отдохнувшей и даже не
голодной. Что-то есть в присутствии большого сильного мужчины, когда если умом
и страшишься, но верный женский инстинкт говорит, что на такого можно
положиться, все сделает и обо всем позаботится.
Даже конь спокойно дремлет, как только его не увели эти
разбойники. У них же расчет был и на то, что от волчьего запаха кони в ужасе
безумеют и разбегаются, обрывая любую привязь.
От костра идет надежное сухое тепло. Толстый слой серого
пепла, легчайшего и просто невесомого, покрывает крупные комья углей, и когда
легкий утренний ветерок сдул с боковых серое покрывало, обнажились с кулак
размером пурпурные раскаленные комья.
Послышались шаги, волхв вышел из-за дуба, такой же широкий в
плечах, невозмутимый и вообще чем-то похожий, хотя, конечно, назвать его дубом
– обидится. Так что надо попробовать.
– Доброе утро, – сказал он.
– Утро доброе, – ответила она. – Ты что, на
охоту ходил?
– Не люблю зверей бить, – ответил он. – Да и
зачем?
– Как зачем? – переспросила она. – А ваши
звериные мужские инстинкты тешить?.. Заодно и на жаркое добыть…
– По ночам сплю, – сообщил он. – А еды у нас
хватит.
Она кивнула:
– Да, после вчерашнего застолья как раз осталось на
скромный завтрак…
Он молча вытащил из мешка и развернул сверток с едой. Она
широко распахнула глаза: вчера казалось, что опустошили припасы больше чем
наполовину, но сегодня все цело.
– У тебя что, – спросила она с тайной
надеждой, – волшебная сума?
Он коротко усмехнулся:
– Это из второго мешка. Будь повнимательнее, ты бы заметила,
что у меня их два.
Она промолчала. Вообще-то видела оба, равномерно с двух
сторон позади седла, но полагала, что там только одеяла, огниво и прочие
необходимые в путешествии вещи.
– Ты запасливый, – похвалила она. –
Хозяйственный даже.
Он изумился:
– Я?
– Что, никогда не слышал?
– Впервые, – признался он. – Как только меня
не обзывали, но чтоб еще и хозяйственным…
Он не стал бросать в костер оставшийся хворост, только
взмахнул широкой ладонью, и пепел послушно улетел, обнажив крупные алые угли.
Она смотрела, как он умело разогревает мясо, по скупым
движениям чувствуется опыт, долгие годы путешествий и ночных бдений перед
костром.
– Тебе хорошо, – сказала она со вздохом.
– Хорошо, – согласился он, посмотрел на нее и
поинтересовался: – Чем мне так хорошо?
– Не сидишь на месте, – пояснила она. – А вот
меня хотели заставить. Уже и жениха нашли… Родовитого, богатого. Отвертеться
никак не удавалось…
– Пришлось удрать? – поинтересовался он с
сочувствием.
Она кивнула.
– Как ты догадался?
– Да ты вся удратая, – пояснил он. – Бери вот
сыр, пока свежий. И мясо… а то клюешь, как воробей.
– Спасибо, – ответила она польщенно.
Он добавил:
– Вчера жрала в три горла, как свинья ненасытная, а
сегодня какая-то вялая. Не заболела?
– Я сама лекарь, – огрызнулась она.
– Болеют и лекари, – сказал он рассудительно.
Остатки завтрака не стал бережно собирать в узелок, а
разложил вокруг костра. Пусть, дескать, муравьи полакомятся, а там и другие
зверушки попробуют городской еды, надо делиться с малыми и сирыми…
Конь подошел на свист, Олег взгромоздил ему на спину седло,
Барвинок собрала и завязала потуже мешки. Наконец Олег поднялся в седло,
протянул ей руку, и снова она удивилась, с какой легкостью он поднял ее, хотя,
увы, даже не сделал вид, что забыл, где она сидит, и не попытался посадить
впереди себя.
