– Ты злой.
– Ага. Кто не спрятался, я не виноват.
– Сразу с утра? – спросила она. – Мы только
прибыли… А город такой огромный, ты и трети не успел осмотреть…
Он сдвинул плечами.
– Зачем? Еду мимо и дальше. Это тебе больше никуда не
нужно… А говоришь так, будто тяну тебя с собой. И вообще… оставь эти замашки
избалованной дочери знатного князя.
Она села за стол, тряхнула головой, освобождая пышные волосы
от множества заколок.
– Князя? Знатного?.. Откуда ты взял?
– Да больно из тебя выпирает, – буркнул он. –
А теперь падай и спи. Утром меня уже не увидишь.
Она возразила:
– Я что, сплю, как бревно? Прости, это не мое дело, конечно,
но… зачем ты это делаешь?
Он не уловил такой быстрой смены разговора, в недоумении
смотрел, как она собирает и складывает в кучку заколки.
– Что именно?
– Уничтожаешь источники магии. Вернее, хранилища.
Он поинтересовался:
– А если подумать? Ты же неглупая, хоть и красивая.
– Наконец-то сказал что-то приятное женщине!
Он тяжело сел на край кровати, сдвинул плечами.
– Ты сама знаешь, что неглупая. Редко кто даже из
мужчин сумел бы сразу определить болезнь и так умело вылечить жителей всей
деревни. Без всякой магии.
– Да нет, я о другом…
– О чем?
– Ну вот, сказал приятное, а теперь сам не понимаешь!
Для женщины куда приятнее быть красивой, чем умной.
Он отмахнулся.
– Ерунда. Если умная, то и красивая. В смысле, умная
всегда сумеет стать красивой.
Она раскрыла рот, чтобы возразить, видно по ней, но
поперхнулась от другой влетевшей в рот мысли, закашлялась, махнула рукой.
– Сам не догадываешься, – сказала она нехотя, но
явно стараясь сгладить раздражение, – насколько ты прав. В самом деле,
умная сумеет стать красивой, если постарается, какой бы ни была раньше. А вот
дура…
Он пробормотал:
– Ну, если дура красивая, то она все равно некрасивая.
Женщина должна быть умной, мне так кажется. И сильной. Тогда она и красивая.
Она посмотрела на него в удивлении, как если бы лошадь вдруг
начала рассуждать о мудрости.
– А ты рухнул с какого дуба? Все мужчины боятся умных
женщин!.. А сильных – тем более.
– Я не боюсь, – буркнул он.
– Правда?
– Правда. Они мне вообще не встречались.
Она опустила подбородок на стиснутые кулачки. Глаза ее с
таким изумлением обшаривали его лицо, что он ощутил неловкость.
– Ладно, – произнесла она после паузы, – ты
довольно ловко ускользнул от вопроса.
– Какого?
– У тебя что-то с памятью? Я спросила, зачем ты
уничтожаешь источники магии! Можно бы разом накормить этих несчастных,
выстроить… нет, мановением руки создать им жилища.
Он буркнул:
– Ну, положим, подземный ручеек слишком мал, чтобы
накормить хотя бы большое село, тем более – город. Да еще создать им жилища!
– Не увиливай, – уличила она. – Ты скажи!
Он зевнул, потянулся.
– Это слишком долгий разговор. Слишком. А сегодня день
был тяжелым. Давай лучше спать. Ты уверена, что не хочешь ко мне?
Она фыркнула.
– Ни за какие пряники!
– Хорошо, – ответил он с улыбкой. – Тогда
марш в постель и спи. Носом к стенке.
Она сделала вид, что раздумывает и колеблется, хотя внутри
все от радости скачет и ходит на ушах, настало ее время, сейчас они как раз на
том поле, где растет ее трава, где она умеет и рвать, и щипать, и косить,
сказала медленно и размышляюще:
– Нет, так не совсем правильно…
– Что?
– Ты среди нас двоих, – сказала она с прежним
колебанием в голосе, – ведущий… Значит, тебе и спать на кровати.
– А ты?
– Я тут, – заверила она, – никуда не уйду. В
этой же комнате! Только на другом конце.
Он поморщился, комнатка тесная, любой другой конец – это на
расстоянии вытянутой руки от кровати. Ночью встанет, обязательно наступит на
нее в потемках.
– А если ночью придет это нечто? – поинтересовался
он хмуро и без тени иронии.
Она ответила храбро:
– Я завизжу, ты проснешься! И убьешь.
Он снова поморщился.
– Ну вот сразу «убьешь»… Какая ты кровожадная. Это
потому, что мелкая? Крупные люди всегда добрее. Ладно, спи на полу, если так
хочешь.
Она умолкла, обиженная и даже оскорбленная до глубины души.
Снова он повел себя неправильно. Должен был долго отказываться, предлагать
кровать ей, а он, дескать, ляжет на полу, он мужчина, обязан уступать слабой
женщине… ну пусть не слабой, если она так возражает, то красивой, даже
прекрасной, и грудь у нее в порядке… нет, про это не надо, слишком явно, в
общем, должны долго уступать друг другу и настаивать, даже горячиться, потом ее
озарит внезапное решение, и она скажет деловито, что в таком случае ладно уж,
лягут вместе, кровать достаточно широкая, чтобы спать, не прикасаясь друг к
другу.
Олег начал раздеваться, она поспешно отвернулась. Потом под
ним заскрипела и застонала кровать, Барвинок медленно повернула голову. Он уже
повернулся к ней спиной, широкой, как дверь, в могучих мышцах, узким клином
уходящей к пояснице, закрытой одеялом.
Она задохнулась от возмущения, когда он с великим
облегчением вздохнул и укрылся одеялом. Ничего у тебя не выйдет, сказала она
мстительно. Надеешься, что ночной холод заставит меня подползти к тебе,
прижаться? Ты обнимешь меня крепче, якобы согреть, прижмешь, а там наше
животное начало возьмет верх над разумом…
Грубый ты и примитивный, мелькнула мысль. Ничего не
понимаешь… Мужчины все грубые. Может быть, отчасти за это женщины их и любят?
Что у них есть то, чего недостает самим женщинам: тонким, нежным, деликатным,
чувствительным, благородным, отзывчивым, ласковым…
Она медленно и красиво сняла через голову рубаху, неужели
этот чурбан не догадается сделать вид, что забыл что-то спросить важное, и не
повернется, сейчас самое время, рубашка у нее на лице, что-то застряло, ах да,
забыла расстегнуть пуговицу, в этой позе с поднятыми руками она выглядит
особенно мило и беззащитно, мог бы все увидеть и повосхищаться, а то и оценить,
пень бесчувственный.
Рука Олега поднялась, Барвинок затаила дыхание, сейчас он
повернется, посмотрит, сделает вид, что ничего особенного, можно разговаривать,
а сам будет пожирать ее глазами…
