Олег пробормотал:
– Надо уходить. Сейчас начнется драка…
– Так уж и обязательно? – спросила она.
– Вот увидишь…
Он не договорил, как у самой стойки один с размаха двинул
собеседника кулаком в зубы. Тот упал, но на победителя набросились двое, на них
накинулись пятеро, и через пару минут дорога к выходу оказалась перекрыта
дерущимися.
Олег посматривал с гадливостью, заговорил с нею,
отвернувшись и стараясь не обращать внимания, но на спину ему обрушилась
табуретка, запущенная кем-то из другого конца зала.
Барвинок никогда не видела, чтобы человек мог озвереть вот так
моментально. Чувствовалось, что злость в нем копилась уже давно: наперсточник,
гадальщик, лотерея, а теперь еще пьяные дураки, и он словно взорвался холодной
молчаливой яростью.
Гуляки сперва даже не поняли, что изменилось, а он бил
коротко и страшно, а когда допустил по небрежности или оплошности пару
размашистых ударов, противников унесло, как сорванные листья ветром. Остальные
же распростерлись на полу среди перевернутых столов, и Барвинок с ужасом
чувствовала, что никакие лекари им уже не помогут.
Похоже, волхв сам это понял, сказал коротко:
– Все. Ухожу. Прощай, мне надо поскорее прочь…
Она подхватилась с места, вся дрожа.
– Да-да! Конечно.
Она выскользнула следом, оставив драку дотлевать в другом
углу, там даже не заметили, что стряслось, а на улице Барвинок вскрикнула с
великим возмущением:
– Они просто пьяные!..
– Пьянство, – сказал он, – добровольное
сумасшествие. А сумасшедшие кусаются…
– И ты заранее решил им повыбивать зубы?
– Ну…
Она сказала с отвращением:
– Ты просто нечеловек! Откуда ты пришел?
Он ответил хмуро:
– Я – человек. А вот они…
– Человек не может проливать столько крови!
– Человек может, – ответил он мрачно. –
Человек может все!.. Человек… широк. Ладно, я пошел к коню. После этой драки
задерживаться никак уж…
Разговаривая, они вошли в конюшню, волхв принялся седлать
коня. Она ухватила свое седло и с натугой потащила к своей лошадке. Олег в
недоумении оглянулся.
– А ты куда?
Она сказала решительно:
– Я с тобой! Всегда хотела посмотреть мир. И… увидеть,
насколько, как ты говоришь, человек широк.
Его брови приподнялись, хотя, как ей почудилось, он не очень
удивился.
– Даже после того, как я сказал «гав»?
– Что делать, – ответила она сердито, –
только женщины бывают идеальными.
Он продолжал затягивать подпруги, конь хитрил и надувал пузо,
обычная игра, но Барвинок чувствовала, что волхв посматривает на нее очень
внимательно:
– А чего вдруг?
– А ты?
– Я не вдруг, – пояснил он. – И вообще… я
мужчина. И у меня есть цель.
Ей показалось, что он по неосознанной мужской привычке
напряг плечи и поднадул грудь, чтобы выглядеть значительнее, хотя как раз ему
этого и не требуется, будет вообще чудовище.
– И что?
Он сказал мирно:
– Посмотри внимательнее, если все еще не поняла. Мне
проще справляться с дорожными… случайностями.
Она фыркнула:
– По-твоему, все женщины сидят дома?
– Это не по-моему, – ответил он. – Так есть.
Он закончил со своим конем, повернулся, огромный и
нависающий над нею, как гора. Зеленые глаза стали пронзительно строгими.
– Скажи, чего вдруг увязалась за мной? Хороший момент
сказать правду.
Она опустила голову, несколько мгновений колебалась, кусала
губы, наконец он услышал прерывистый шепот:
– Мне в самом деле надо убраться подальше…
– Почему? – спросил он. – Убила кого-нить? В
смысле, залечила?
Она покачала головой.
– Нет-нет, я в самом деле, ты угадал, из знатной семьи…
И мне надо убраться подальше, а то отыщут и все-таки выдадут замуж…
– Замуж, – сказал он, – это хорошо.
– Но не за того, – возразила она, – кого мне
суют, не спрашивая!
Он подумал, поднял ее седло и взгромоздил на лошадку.
Барвинок следила с огромным облегчением, как он быстро и умело затянул ремни. А
когда подал ей руку, она машинально оперлась, чувствуя надежность скалы, и так
поднялась в седло, и только там рассердилась на себя за допущенный промах и
принятую помощь, так унижающую женское достоинство.
– А как же царства амазонок? – спросила она с
высоты коварно. – Что глазки потупил?
Он вздохнул, отвел взгляд, но она смотрела требовательно, и
он наконец проговорил нехотя:
– Да как тебе сказать, чтобы не сразу за уши и об
стенку… Никаких царств амазонок нет.
Она охнула:
– Нет? Уже нет?
Он взял обоих коней под уздцы, в конюшне низкий потолок, а
на выходе даже кони пригибают головы, поморщился.
– И никогда не было, – сказал он с
сочувствием. – Прости, но… это все придумки распаленных похотью мужчин.
Она прижалась к конской гриве, почти распласталась, сверху
проплыла, слегка задев за волосы, низкая балка входа, мир осветился ярким огнем
утреннего солнца.
– Я слышала, – запротестовала она, – это от
женщин!
Он остановил коней, как только миновали порог, скупо
улыбнулся одной половинкой рта.
– Еще бы… Мечта о независимости от наглых и захвативших
весь мир мужчин! Конечно, женщины охотно подхватывают такие слухи и
распространяют дальше, приукрашая и расписывая всеми красками. Ну, добавляя все
то, о чем грезится. Это понятно…
Вид у него был настолько серьезный и доброжелательный, что
она на миг поверила, дрогнувшим голосом переспросила:
– Но… слухи… на чем-то же основываются? Вот так из
ничего не бывает?
Он как-то странно и подчеркнуто лихо вскочил в седло, она
такого никогда не видела, с места, не касаясь вообще стремени. Барвинок
смотрела искоса, стараясь не подать виду, что впечатлена.
– Бывает и так, – ответил он, разбирая
поводья, – именно из ничего. Но насчет амазонок… Знаешь, после кровавых
набегов часто убивают только мужчин, а женщин оставляют. И чтоб насиловать, и
вообще… Женщины как бы не враги, хоть и жены врагов, но…
Он повернул и пустил коня к выходу на улицу. Она держала
свою лошадь рядом, зыркала на него зло и растерянно.
– Понимаю. Дальше!
