Она не успела увидеть, кто из них сделал подсечку, оба
рухнули так, что вздрогнула вся пещера. Колдун оказался сверху, а Олег тщетно
пытался удержать руку, вооруженную его же кинжалом. Острое лезвие медленно
приближалось к его глазам. Колдун злорадно скалил зубы, тяжелое дыхание рвется
из раскрытого рта со свистом, руки трясутся, превозмогая сопротивление волхва.
Барвинок закричала отчаянно:
– Олег! Держись! Не сдавайся!
Олег прохрипел:
– Он… сильнее…
Она вскрикнула:
– Не сдавайся, я пропаду без тебя!
Он прошептал сквозь стиснутые зубы:
– Правда?.. Ну… тогда…
Острие кинжала, что почти касалось века его правого глаза,
так же медленно начало отодвигаться. Колдун хрипел, сопел, тужился, на висках и
лбу вздулись багровые вены, похожие на перепивших крови пиявок, Олег молчал,
только смотрел в упор ненавидящими глазами.
Движение кинжала замедлилось, Барвинок с ужасом поняла, что
Олег истратил все силы, но ничья долго не продлится, вот снова начинает
неумолимо двигаться к лицу Олега…
– Держись! – прокричала она. – Ты же герой!..
Ты самый сильный… Я в тебя верю!
– Хорошие слова, – прохрипел Олег, – нужные…
Лезвие снова начало отодвигаться. Колдун застонал, лицо
стало страшным, все жилы вздулись и застыли, превратив его почти в звериную
морду. Барвинок видела, как лопнули его рукава, обнажая вздувающиеся мышцы, что
растут и превращаются в чудовищные нагромождения тугого мяса.
– Олег! – прокричала она. – Ты победитель!..
Все женщины мира – твои!..
– Эти слова… – прохрипел Олег, – еще… лучше…
Лезвие пошло от его лица быстрее. Колдун в отчаянии
оглянулся на Барвинок и закричал затравленно:
– Женщина, не вмешивайся! Это мужское дело!
– Я тоже имею право, – крикнула она.
– Ничего ты не имеешь… – прорычал колдун. По
глазам поверженного волхва он понял, что тот с ним согласен, оба хрипели и
напрягали мышцы из последних сил, у колдуна из носа пошла кровь, Олег брезгливо
отстранился, из-за этого нож приблизился к его горлу.
Барвинок пришла в голову безумная мысль подбежать и
поцеловать Олега, у любого мужчины должно сразу прибавиться сил, но это у
простого, а этот совсем не такой, как остальные, хоть она его и обзывает
постоянно…
– Олег! – прокричала Барвинок.
Колдун повернул голову в ее сторону и прошипел люто:
– Убирайся… иначе я тебя, дура…
Олег краем глаза увидел справа камень, быстро ухватил одной
рукой, пользуясь моментом, что нажим врага чуть ослабел, и с силой ударил им
его в висок. Колдун дернулся, нож выпал, Олег с отвращением скинул с себя
обмякшее тело.
– С женщинами нельзя так разговаривать, –
прохрипел он. – Хоть они и дуры, ты прав…
Барвинок подбежала и жарко поцеловала его в щеку.
– Спасибо!
Он посмотрел на нее с подозрением.
– За что?
– Ты спас меня!
Он пробормотал:
– Вообще-то я дрался, если без брехни, не за тебя… Но
если нужна милостыня… то есть милосердие…
Она чувствовала, как ее щеки вспыхнули жарким огнем.
– Ничего мне от тебя не нужно!
– Это хорошо, – сказал он с облегчением. – А
то всегда требуете, требуете, требуете… Даже когда не требуете. Ладно, надо
закончить с этим делом…
Колдун не двигался, руки раскинуты в стороны, из пробитого
виска вытекает темная кровь. Олег постоял над ним, всматриваясь с подозрением,
вдруг да притворяется, а его пальцы методично перебирали на груди амулеты.
Барвинок обратила внимание, как аккуратно и ловко, что
говорит об отточенности и этого движения, снял со шнурка серый камешек. Она
смотрела во все глаза, стараясь уловить, что же в нем особенного, увидеть
ничего не успела, волхв размахнулся и швырнул вслед за булыжником.
Вода всколыхнулась, будто в озеро обрушилась целая скала.
Барвинок в испуге отпрыгнула, волна жадно лизнула ее сапожки и отступила. И
продолжала отступать. И отступать. Воздух стал влажным, а вода уходила и
уходила, обнажая камни на дне.
– И что, – прошептала она, – вот так…
исчезнет?
– Нет, конечно, – удивился волхв. – Как это
исчезнет? Мне кажется, в мире вообще ничего не исчезает, только изменяется.
Странно, правда?
– А эта вода?
Он наморщил лоб.
– Тот камешек должен был прожечь дырку на дне. Вот вода
и…
Она вытаращила глаза.
– Дырку? Какую дырку?
– Такую. Подходящую.
– Но… какая должна быть дырка?
Он сдвинул плечами.
– Достаточно широкая, как видишь, вода уходит быстро.
И, конечно, глубокая. Не обязательно до самого панциря той черепахи… Раньше
попадутся слои с подземными реками. По ним вся и уйдет.
– А на поверхность?
– Не выйдет, – заверил Олег. – Тяжеловата,
будет вообще стремиться вглубь. Подземные реки и ручьи чаще всего идут по
глине, для простой воды она непроницаема, а для непростой…
Он говорил обстоятельно, уже спокойный, будто за его спиной
не лежит труп могучего колдуна, будто только что не было смертельной схватки,
когда жизнь висела на волоске, она смотрела в его колдовские зеленые глаза и
вдруг потрясенно ощутила, что это крохотный эпизод в его полной приключений
жизни, а вообще ему приходилось встречать противников и пострашнее.
Дрожь прошла по ее телу, стало страшно, и очень захотелось
прижаться к нему и спрятаться там от него же, сильного, жестокого и
непримиримого.
– И тебе, – прошептала она, – не жалко? Мог
бы сам воспользоваться. Здесь и богатство, и власть… и вообще все.
Он покачал головой.
– Как раз не все. Синица в моих руках бывала не раз.
Теперь хочу журавля с неба… Пойдем.
Подниматься ей показалось даже легче, чем когда спускались,
нет страха и предчувствия беды, что холодили ноги, да и волхв идет прямой и
собранный, не чувствуется в нем ни сожаления, ни раскаяния.
Она вспомнила начало схватки, зябко передернула плечами.
Олег лишь покосился, когда маленькая женщина догнала и пошла рядом, поглядывая
большими глазами.
– Ты что, – спросила она дрогнувшим
голоском, – в самом деле надеялся, что он вот так возьмет и откажется от…
как ты говоришь, случайно добытого? И ринется изучать доброе, вечное?
Он поморщился.
– Нет, конечно.
– Это хорошо, – сказала она с облегчением, –
а то думала, что совсем дурак. Кто по доброй воле откажется от сокровищ и
пойдет изучать это самое доброе, вечное?
