– Что?
– Да хотя бы коней, – сообщил Олег. – Со всей
поклажей. Теперь они его. И в хозяйстве пригодятся, и вообще… можно сказать,
уже человек подпорчен. Может быть, не совсем, но червоточинка уже появилась.
– Из-за чего? Что кони достались ему?
– Что достались даром, – пояснил Олег.
– И вот так сразу испорчен?
– Не обязательно сразу, – объяснил Олег
дотошно. – Но когда что-то достается легко, потом не хочется добывать с
трудом. Ищешь путей, как бы тоже без усилий и… много. Ну там кто-то заработал
несколько монет, а ты их р-р-раз и украл! Красиво, лихо, даже похвастаться
можно потом. Перед такими же… Ладно, досыпать будешь? Или позавтракаем и
поедем?
Она смерила его холодным и вместе с тем удивленным взглядом.
– Чего это ты стал вдруг таким заботливым?
– Я всегда заботлив.
– Раньше ты не спрашивал, – напомнила она
зло, – что хочу я или не хочу.
– Потому что лучше знаю, – пояснил Олег, – но
сейчас это… как его… проявляю внимание. Хотя, ты права, уже не заснуть, так что
лучше доставай еду, перекусим. Ехать по росе – самое милое дело. Птички… поют,
кузнечики… это самое… скачут… и даже прыгают, представь себе…
Она поморщилась, но послушно потащилась к сброшенным на
землю седлам и мешкам. Олег проводил ее задумчивым взглядом, лицо оставалось
очень серьезным.
Глава 17
Она разложила на скатерке съестные запасы, уже собиралась
заново разжигать костер, это долго бить кресалом по огниву, у нее никогда сразу
не получается, как у мужчин, но этот рыжеволосый лишь бросил на угли сухие
прутики, мощно дунул, и под взлетевшими хлопьями пепла жара оказалось
достаточно. Вот уж не подумала бы, чтобы пламя взметнулось яркое и жаркое.
Веточки весело захрустели на молодых зубках огня, затрещали, пошли
расщелкиваться, а волна тепла ударила ее в лицо и нежно окутала тело.
– Ты злой, – сказала она с убеждением.
Он подумал так основательно, что она снова начала потихоньку
беситься, как можно над таким размысливаться, каждый отвечает сразу «да» или
«нет», хотя отвечающих «да» надо еще поискать, наконец он проговорил:
– Не думаю. Нет, я не злой.
– А какой?
– Не злой.
– А зачем же тогда?
Он взял кусок мяса в одну руку, хлеб в другую и сказал
медленно, раздельно и веско, словно вбивал ей в темя большие гвозди огромным
молотком:
– Преимущество одного человека над другими допустимо
только за счет его работы, трудолюбия, упорства, ума… воли… еще чего? Словом,
только за счет личных качеств! Поняла?
– Зануда, – сказала она.
Он поморщился, но откусил от ломтя мяса, пожевал с
задумчивым видом и поинтересовался:
– А как тогда зовется человек внимательный, который
вникает во все детали?
– Вот я и говорю, – возразила она победно, –
зануда! Какой мужчина станет вникать во все детали?
Он пробормотал:
– Мужчины все разные… Это женщины на одну колодку.
– А ты все еще не понимаешь, что всякие простые вещи
доказываешь мне, такой умнице?
Он прожевал, нахмурился.
– Не сообразишь? А кто доказывал, что надо сохранить
магию? И что плавающие в море кувшины с засунутыми туда джиннами – хорошо? И
говорящая рыба в проруби – замечательно? А чтоб разбогатеть, не обязательно
учиться и трудиться, надрывая жилы, а достаточно в нужном месте сказать:
«Сезам, откройся»?
Она вскинула брови повыше, понимая, что так выглядит
особенно красивой, хрупкой и беззащитной.
– А это при чем? – прощебетала она милым голоском,
что так обезоруживает мужчин. – Это другое!
– Как другое?
Она заявила уверенно:
– Это уже удача. Это уже не от человека, а от стечения…
обстоятельств, что ли.
Он посмотрел так, словно горел желанием прибить ее на месте,
процедил зло:
– Так и не поняла? Я хочу убрать эти, как ты говоришь,
обстоятельства. Вообще! Не потому, что лично мне угрожают, а потому что
угрожают всему роду людскому.
Она сказала саркастически:
– Ах-ах, всему роду! Он, видите ли, о всем человечестве
заботится!
Он не стал отнекиваться, как она ждала, напротив, набычился
и спросил хмуро:
– Тебя это удивляет?
Она ответила нагло:
– Еще бы! Такой брехни еще не слыхивала.
Некоторое время ели молча, за таким спором и удавиться недолго,
а разогретый на горячих камнях хлеб хрустит и пахнет восхитительно, корочка
получается тонкая и соблазнительная, а под нею пахучая мякоть. Мясо так вообще
просто тает на губах, Барвинок только сейчас ощутила, насколько сильно
проголодалась, а вчера так вымоталась, что заснула, почти не поужинав.
Но чувство справедливости мешало просто жевать и
наслаждаться простой человеческой радостью, еще не проглотила кус, но зло
прошамкала:
– А зачем брешешь? Или хочешь сам управлять людьми по
непонятным своим правилам?
Он ответил размеренно:
– Тому, кто желает вести народ за собой, приходится
идти за толпой. А ты видишь, иду против самой главной страсти толпы: получать
всего и много… бесплатно, без труда! Так где отыскала жажду власти?
– А вот отыскала!
– Где?
– Да вот в этом! – прокричала она. – Люди
жизнью рискуют!.. А ты… А ты что о них сказал?
Он проговорил строго:
– Рисковать нужно только для защиты рода, племени,
народа… а то и жертвовать. Вор тоже всегда рискует! И что? Риск – благородное
дело?.. Воры благороднее тех, кто работает честно?
– То воры, – возразила она, – а то искатели
сокровищ!
Он осведомился:
– Они ищут в горах серебряную или золотую руду?..
Долбят камни, чтобы добыть алмазы?.. Не-е-е-ет, они хотят отнять уже готовое!
Не вскидывайся, я тоже вижу разницу: отнять у живого или снять с мертвого. В
первом случае это воровство, во втором – мародерство. А то, что человек умер не
сегодня утром, а сто или больше лет тому, дела не меняет.
– Еще как меняет! – возразила она, но вдруг
ощутила, что, хотя правда на ее стороне, все-таки доводы ускользают, как
рыбешки из пальцев. – А вот все не так!
Олег проворчал брюзгливо:
– Искатели сокровищ… Подлейшее, даже преподлейшее
занятие. Но, ишь ты, как все сумели перевернуть в людских головах!.. Теперь эти
дураки и бездельники, что не хотят ни работать, ни учиться, выглядят почти
героями. Ишь, отправляются отыскивать и забирать сделанное или заработанное
чужим трудом!
