Камнебой жестко ухмыльнулся.
– Паук и его прихвостни страшатся показываться в лес.
Здесь наши стрелы отыщут их всюду!.. И ловушки на каждом шагу. Он может
оставить здесь всю свою крохотную армию! У меня она была втрое больше, пока он
хитростью и коварством…
Из двух хижин одновременно вышли женщины с полотенцами на
расставленных руках, Барвинок увидела мясо и рыбу, а также небольшие краюхи
хлеба.
Олег молча наблюдал, как перед ними положили только что
зажаренное мясо оленей, коз, диких кабанов, косуль, а вот хлеба совсем мало,
что и понятно. Зато съедобных листьев вдоволь, корешки, орехи, дикие груши и
яблоки, сливы…
Камнебой продолжал рассказывать, как он жестоко расправится
с мерзавцем, захватившим принадлежащий ему трон, как упразднит все его подлые
законы и введет свои, правильные и справедливые, даже снизит налоги, хотя для
провинившихся введет новые, а старые удвоит, ничто не должно оставаться
безнаказанным, на этом держится мир и справедливость в обществе…
– Это правильно, – рассудил Олег. – Мир
должен держаться на справедливости, а не на каком-то дурном милосердии, как тут
доказывают некоторые…
Барвинок заерзала, хотя волхв на нее даже не взглянул и тем
более не указывал пальцем, но все почему-то поняли, что если речь о милосердии,
да еще дурном, то надо смотреть на нее.
Послышался шум, из-за деревьев показались, поддерживая друг
друга, люди Вырвилеса. Он сам встречал их и, растопырив руки, не позволил идти
в эту сторону. К ним вышли старцы в длинных плащах, похоже, лекари, увели на
противоположный край поляны.
Камнебой зыркнул в их сторону, нахмурился.
– Это люди Вырвилеса. Надо расспросить, в чем оплошали.
Глава 6
Он поднялся и ушел, тяжелый, очень немолодой, но
несгибаемый, полный силы и жажды отвоевывать захваченный подло трон. Олег
проводил его задумчивым взглядом, потом перевел его на Барвинок.
Она поежилась, быстро оглядела себя с головы до ног, вроде
бы все в порядке, спина прямая, лицо уверенное, губы чуть раздвинуты, придавая
вид милый и наивный, мужчины от этого в восторге.
– Что это ты меня так рассматриваешь? – спросила она
с подозрительностью.
Олег ответил со всей искренностью:
– Чтобы жизнь была счастливой, говорят мудрецы, нужно
всегда стараться смотреть на самое красивое. Ну, из того, что в поле зрения. Не
ходить же за этими красивостями куда-то?.. Сейчас смотрел вот на Камнебоя,
зрелище невеселое, попробовал рассматривать вон те деревья и даже цветы,
представляешь?
Она повела из стороны в сторону изумительными очами,
крупными и очень удивленными.
– Нет, такое представить не могу.
– Я тоже не мог. Но вот…
– И что, – спросила она с недоверием, – в
самом деле больше не на чем остановить взор?
Он покачал головой.
– Все тебе уступает.
Она спросила настороженно:
– У тебя голова не болит?
– Нет.
– Но я все дни у тебя перед глазами!
– Да, – согласился он. – Но вот смотрю по сторонам
и вижу, что смотреть не на что. В смысле, ты интереснее, красивее.
Она пробормотала:
– Что-то ты мне никогда такое не говорил…
– Ты не спрашивала, – напомнил он
педантично. – А сейчас спросила.
Она посмотрела по сторонам.
– Вообще-то не знаю… Деревья все одинаковые, как на них
и смотреть, не понимаю. А цветы?.. Где здесь цветы?
Он указал пальцем.
– Да вон же! Мелкие, правда. Вон те бугорки и есть
цветы. Этот бурьян именно так цветет.
Она сказала сухо:
– Я польщена. Ты ничего не ответил этому благородному
королю. Он не сказал прямо, но очень хотел бы, чтобы ты помог ему вернуть
законный трон.
Он проворчал:
– Я желаю ему успеха.
Барвинок сказала настороженно:
– И что? Это все?
Он поинтересовался:
– А что тебе еще?
– Мы что, вот так и пойдем дальше?
Он проворчал:
– Именно это и собираюсь сделать. У меня намного более
важная цель, чем низвергать с престола одного короля и возводить другого, что
ничем не отличается.
– Но как же, – вскрикнула она, – не отличается?
Право наследования у Камнебоя!.. А Паук захватил престол нечестно!..
– Может быть, – предположил Олег, – Паук
лучший король? Хотя какая разница… Королем нельзя быть ни лучше, ни хуже.
Король есть король. Для народа все одинаковы. Да и не только для народа, как
догадываешься.
Она вскричала возмущенно:
– Ты трус!.. Ты ставишь себя выше всех!.. Ты ничего не
понимаешь!.. Эти люди сражаются за свободу, за независимость, за волю…
Он поморщился.
– Так за свободу или за волю? И вообще… как можно
сражаться хоть за то, хоть за другое, пытаясь поставить одного короля взамен
другого? Ты сама это понимаешь?
Она выпрямилась и ответила гордо:
– Это не обязательно понимать! Это нужно чувствовать!..
А ты… ты… ты ничего не чувствуешь! Один не имеет права на трон, другой – имеет!
Он пробормотал:
– Право… гм… это такая вещь… А имеет ли право народ…
или князья… свергать законного царя, если тот жесток и неправеден?.. Или надо
терпеть, ибо занимает трон «по праву», которое сами же цари и установили для
себя?.. Нет-нет, не задумывайся, от этого на лбу морщинки…
Она поспешно расслабила мордочку, даже заулыбалась, чтобы не
дать ей отвисать, как у зрелой женщины.
– У тебя на все свое мнение?
– У меня свое мнение, – согласился он. – А на
все или нет… какая разница? И вообще…. Мне кажется, ты так упорно набиваешься
ко мне в постель, что когда-то сумеешь сломить мое отчаянное сопротивление.
Она охнула, застыла с набранным в грудь для вопля воздухом.
– Я?
Он кивнул.
– Ты. Других тут нет.
– А ты бы хотел других, гад?
Он развел руками и умолк, в глазах смятение, не умеет вот
так по-женски легко перепрыгивать с предмета на предмет, а прет к цели, как
допотопное чудовище, сдвигая на своем пути даже горы.
– Других нет, – повторил он тупо, – значит, и
говорить о них не стоит. А от тебя пока что отбиваюсь.
Она возопила:
– Это ты отбиваешься?
– Я, – подтвердил он, глаза его смотрели честно, а
голос звучал искренне, – но мое сопротивление, увы, все слабеет…
