Платьице старенькое, сшитое из лоскутков, уже ветхое. Она
вздрогнула, увидев двух взрослых, остановилась в испуге, палец озадаченно
сунула в рот и смотрела на огромных всадников с изумлением, но без страха.
– Ребенок, – ахнула Барвинок, – какая милая
малышка! Как она здесь оказалась?
Она круто остановила коня, Олег тоже натянул повод, брови
его сошлись над переносицей.
– Да, действительно…
– Разбойники напали, – предположила
Барвинок. – Убили всю семью, а ее пощадили. Или она сама убежала и
спряталась. Иди сюда, девочка!
Она соскочила на землю, но лошадка тревожно переступала с
ноги на ногу и норовила убежать, пришлось удерживать ее за повод обеими руками.
Девчушка пропищала тоненьким голоском:
– А вы меня не обидите?
Барвинок чуть не всхлипнула от жалости и умиления.
– Ни за что! Иди ко мне…
Она присела и, удерживая конский повод, протянула руки.
Девочка доверчиво пошла к ней. Когда Барвинок уже готовилась принять ее в
объятия, сверху опустились мускулистые руки, девочка взлетела в воздух.
Барвинок посмотрела вверх, Олег уже на земле, его конь стоит
спокойно, а сам волхв держит малышку на вытянутых руках, словно первый раз в
жизни взял ребенка на руки, рассматривает ее, как нечто удивительное.
Она вскочила и сказала с раздражением:
– Что это на тебя нашло? Вроде бы детей на руки не
хватал по дороге…
– В смысле, – переспросил Олег, – тебя не
брал на руки? На то много причин.
Она спросила язвительно:
– Каких же?
– Первая, – ответил он серьезно, – ты для
меня уже не загадка. А вот этот ребенок… Почему в лесу, далеко от любых жилых
мест? Почему у нее такое чистое платье?… Девочка, ответь мне, почему?
Ребенок пропищал тоненьким голоском:
– Мне страшно… а еще я потеряла куклу.
– Найдется, – пообещал Олег. – Так почему?
– Потому что, – протянула девочка протяжно, голос
ее начал меняться, – потому что…
Барвинок не успела насторожиться, смотрела все еще с
умилением и жалостью, а на Олега с гневом, как руки девочки удлинились, она
ухватила волхва за шею. Лицо страшно изменилось, вытянулось, превращаясь в
волчью морду. Ее зубы звонко клацнули возле носа волхва, но он с усилием держал
ее на вытянутых руках, затем наклонился, наступил на хрупкое тельце и начал
разгибаться.
Ее руки тянулись и тянулись, медленно истончаясь. Волхв
наконец разомкнул их на своей шее, Барвинок не успела глазом моргнуть, как
перехватил чудовищного ребенка за ногу и начал крутить им, как оглоблей.
Безобидная девчушка быстро превратилась в огромного волка, Олег сделал два
быстрых шага к придорожному камню и, прицелившись, хряснул о него чудовище
головой.
Сухо треснуло, словно лопнул в костре раскаленный валун. Во
все стороны плеснуло красным, будто с высоты упал и разбился большой кувшин с
густым вином.
Олег выпустил из рук ногу чудовища, остановился и потряс
головой. Глаза стали озабоченными.
– Что-то слабею, – сказал он уныло. – Раньше
мог часами крутиться. А теперь голова кругом идет.
Барвинок дрожала и большими глазами смотрела на
распростертое на дороге у камня мохнатое тело. Клочья детского платьица сорвало
ветром, еще когда волхв вращал над головой, череп раздроблен, но мускулистые
лапы с острыми когтями еще дергаются, оставляя в твердой земле глубокие
царапины.
Барвинок пропищала:
– Это что… было?
Он пожал плечами.
– Меня мелочи занимают мало. Марш в седло…
сердобольная!
Она взобралась в седло униженная, прибитенькая и
почтительная. Волхв вскочил в седло быстрый и уверенный, кони сразу пошли в
галоп, спеша удалиться от неприятного места, наконец в ее красивой душе начала
подниматься волна протеста. Ишь, разгордился, видя ее унижение, откуда она
могла знать, мог бы и оценить ее доброту и ласковость, она – женщина, что любит
детей, подбирает птенчиков, выпавших из гнезда, и не разрешает злому петуху
топтать бедных курочек. А вот он – злой и жестокосердный, ничто в нем не
шелохнулось при виде ребенка, потому и не попался на ее хитрость, так что
умение все замечать вовремя не есть хорошо, если идет от недобрости…
Впереди начал вырастать лес, веселый и солнечный, однако дорога
опасливо свернула, стараясь не приближаться даже к опушке, мало ли чего, Олег
же без колебаний пустил коня напрямик.
Она хотела напомнить ехидно, что кто прямо ездит – дома не
ночует, но вовремя прикусила язык, а то вдруг и в самом деле предпочтет дорогу,
а ей самой хочется побыстрее добраться до мест, где много людей, особенно
мужчин, где шумно и весело, много торговых лавок…
Деревья стоят редко и проскакивают за спину быстро, на земле
скользят призрачные кружевные тени, но постепенно веселый и солнечный остался
далеко за спиной, кони с каждым скоком углублялись во все более темные и
негостеприимные дебри. Деревья все чаще оказывались покрытыми мхом, сперва
только снизу и с одной стороны, Барвинок тут же похвасталась знанием сторон
света и даже объяснила тупому волхву, как их определять по мху, затем стволы
оказались под слоем мха почти до веток, да и сам мох становился длиннее,
неопрятнее, темнее, в нем появились трупные пятна разложения, а от деревьев шел
запах гниения.
Твердая и сухая земля под ногами сменилась влажной,
чавкающей, затем под ногами зашуршали опавшие прошлогодние листья.
Потревоженные уховертки выскакивали, но не убегали, как обычно, а пытались
подпрыгнуть и вонзить крохотные жвалы в толстую кожу сапога. Барвинок с ознобом
по спине чувствовала, что за нею следят злобно и неотрывно, даже успевала
увидеть мелькнувшие в кустах глаза, но Олег держался невозмутимо, конь его идет
ровно и без остановок, ее лошадка уже едва поспевала, в черепе стучала злая
мысль: не дамся, не попрошу отдыха! Не насладишься мужским превосходством над
якобы слабой женщиной…
– Откуда столько паутины, – прокричала она, когда
влетела в настоящую сеть, – тут и мух таких нет… да погоди, дай содрать с
себя эту гадость…
– По дороге обдирай, – ответил он, не
оборачиваясь, словно не видел, что она просит остановиться не потому, что
испачкала в паутине одежду, а не может оторваться, – надо выйти отсюда
затемно…
– А что, если не успеем?
– Съедят, – долетел ответ издали.
Она рванулась и, сорвав все паучью сеть, пустила лошадку следом
в галоп, рискуя быть сбитой низкими ветвями.
Еще не покинув лес, услышали грустный звон бубенчиков, по
дороге навстречу идет караван нагруженных вьюками коней. Явно тоже предпочли
напрямик, иначе бы воспользовались телегами, за ними, глотая пыль, едет старик
на таком же старом муле с седой мордой.
