Антон дважды клацнул клавишей мышки и, пока принтер распечатывал отчет, успел снять со спинки стула, надеть и застегнуть пиджак. Четыре странички отчета Антон, не скрепляя, положил в непрозрачную папку. Затем нажал одну из кнопок на продолговатом корпусе настольного телефонного аппарата, какого-то особенного телефонного аппарата, снабженного сразу двумя съемными трубками и необычно широкой клавиатурой, кнопок на которой было едва ли не вдвое больше против обыкновения. Телефон немного помедлил и разрешающе пискнул в ответ. Очевидно, именно этот сигнал и рассчитывал услышать Антон. Он удовлетворенно кивнул и покинул кабинет.
Кабинет Магнума располагался на двадцать втором этаже. Проходя через приемную, Антон кивнул секретарю — стажеру, прибывшему в Управление три месяца назад — и, не задерживаемый никакими формальностями, толкнул тяжелую дверь и перешагнул через порог. Удобная все-таки штука: система «запрос-разрешение», установленная на стационарные устройства связи в каждом кабинете Управления.
Магнум разложил на столе все четыре листа отчета, друг за другом, и склонился над этими листами, словно не просто читал документ, а сразу и анализировал находящуюся там информацию, прощупывая взглядом абзац за абзацем, то и дело возвращаясь к уже прочитанному, чтобы что-то сопоставить, прощупывая дальше и снова возвращаясь.
Наконец, он откинулся на спинку стула и проговорил своим обычным суховатым и очень спокойным голосом:
— Любопытно. Крайне любопытно. Это некоторым образом подтверждает уже имеющуюся информацию об объекте. С которой ты, конечно, уже ознакомился.
И поднял на сидящего напротив Антона глаза. Это означало: «Я жду твоего мнения. Высказывайся».
— Ознакомился, — согласился Антон. — Только мне до сих пор не вполне ясно, что тогда на самом деле произошло в Саратове.
— Н-ну, не тебе одному.
Магнум снова опустил взгляд в бумаги. Теперь Антон не сказал бы ничего, пока Герман Борисович не заговорил бы с ним первым или не подал бы разрешающий знак.
Наблюдая, как подрагивают от напряженного внимания густые седые брови Магнума, Антон вдруг подумал: когда же установилась эта строгая и упорядоченная система общения нынешнего шефа Управления с подчиненными? Да, кажется, так было всегда, еще до того, как Магнум возглавил Управление, — к такому выводу пришел Антон. Дело тут только в самом шефе и ни в чем другом… не в каких-нибудь специальных практиках или инструкциях, например. Магнум, грузный, с виду малоподвижный старик, как будто распространяет вокруг себя ауру необоримой воли, которая словно преломляет пространство таким образом, что всякий попавший в ее пределы ощущает себя, так сказать… естественно подконтрольным его власти.
— Невероятно перспективный молодой человек, этот Олег Гай Трегрей, — проговорил Магнум. — А такие перспективные молодые люди нам либо очень опасны, либо очень нужны… Впрочем, до окончания разработки какие бы то ни было решения принимать рано… — Магнум пошевелил бровями и вдруг спросил:
— Скажи-ка, что тебя больше всего настораживает в поведении нашего детдомовца? Подчеркиваю, в поведении, оставим пока в стороне его физическую подготовку, боевые качества и… необычные способности… Итак, что тебя настораживает?
— Больше всего? — сделав уточняющий акцент на первое слово, переспросил Антон. — Мотивация его поступков — вот что. Невесть откуда взявшийся семнадцатилетний мальчишка (утверждающий, кстати, что ему всего четырнадцать) инициирует конфликт с локальным провинциальным князьком, выступая на стороне закона и морали. Потерпев сокрушительное поражение, как того и следовало ожидать, в битве на правовом поле, паренек переходит к активным, в прямом смысле выражения, боевым действиям. Он в одиночку штурмует отлично охраняемое поместье князька, выводит из строя бойцов охраны и телохранителей и, в конце концов, передает вышеозначенного князька в немного помятом и сильно дезавуированном состоянии в руки органов правопорядка. Причем, учтя былые промахи, предварительно позаботившись о том, чтобы на место прибыли сначала журналисты, а уж потом сотрудники силовых ведомств. То есть, что получается? Не ища для себя никакой выгоды, исключительно ради соображений высшей справедливости, он, рискуя жизнью, нисколько не колеблясь, идет до самого конца… Зачем ему это надо?
— Так, — кивнул Магнум. — Дальше.
— Значит, зачем ему все это? Юношеский максимализм? — продолжал Антон (шеф всегда требовал от подчиненных развернутых ответов). — Было бы несерьезно объяснять все это проявлениями юношеского максимализма. Люди с подобной мотивацией предпринимают действия скорее… истерического характера. Вроде организации стихийных митингов протеста, попыток развязать информационную травлю посредством сети Интернет. В крайних случаях дело доходит до экстремизма: закидывания оппонента яйцами и тортами. И уж совсем редко берут в руки не яйца, а настоящие бомбы. Наш же объект действовал четко и обдуманно: не раздувал проблему, вынося ее на суд общественности и тем самым уступая право разбираться тем, кто более в этом компетентен. Видимо, наиболее компетентным он считал именно себя. И предпочел кардинальным способом решить эту проблему. Самостоятельно. Поставив себя превыше законов и тех, кто обязан их исполнять. И… знаете еще что? Предоставленные Управлению доклады и отчеты об июньских событиях в городе Саратов и поселке Елисеевка очень напоминают сводки с мест ведения военных действий. По сути, это и была война. К которой Олег Гай Трегрей оказался великолепно подготовлен. Кем? И где? Так вот, если мы сумеем ответить на эти вопросы, я думаю, прояснится и вопрос с мотивацией…
Магнум вскинул на Антона глаза, и Антон немедленно замолчал.
— О том, какая проведена работа, чтобы выяснить личность объекта и место, где он мог бы обучиться всему, что умеет, тебя еще в известность не поставили, — сказал Магнум. — Хотя мог бы и сам догадаться… Результат этой работы нулевой. Продолжать в этом же направлении бессмысленно. Следовательно, необходимо подойти к решению вопроса «кто же такой на самом деле наш детдомовец?» с другой стороны. Ты согласен?
— Пожалуй, — чуть помедлив, ответил Антон.
— Характер действий Трегрея! — продолжал Магнум, со скрипом пошевелившись в большом кожаном кресле. — Ты верно подметил, что он избрал совсем не такой способ решения конфликта, какой избрал бы на его месте любой другой молодой человек, стремящийся восстановить попранную, по его мнению, справедливость. Но до конца, Антон, ты так и не разобрался. Смотри: Елисеев, удачливый предприниматель, известный в городе меценат, сын бывшего прокурора области, ушедшего на повышение в центральное управление следственного комитета, с точки зрения обывателя непременно должен состоять в крепкой спайке с власть имущими. И, конечно, состоит. То есть, по сути, является представителем власти. И вполне логичный ход в борьбе против него — обличение власти. То, о чем ты и говорил: Интернет, митинги и так далее… Трегрей даже и не думает начинать такого рода деятельность. Для него Елисеев — обыкновенный преступник без скидок на занимаемое положение в обществе. И Трегрей обращается за помощью именно к власти, как будто никогда не слышал о таких понятиях, как коррупция, круговая порука и кумовство. Или слышал, но у него в голове не отложилось, что все вышеперечисленное и есть система функционирования общества, принципы его, общества, жизнедеятельности… Понятно, что подобная тактика обречена на провал. Далее. По твоему мнению, Антон, то, что произошло в загородном особняке Елисеева, есть полномасштабные военные действия. Трегрей направляется туда с целью силового воздействия на противника. Посуди сам: зная, что особняк охраняется, зная, на что способен его враг, он идет один и без оружия. Хотя вполне мог взять с собой приобретенных друзей, да и оружие достать в наше время не проблема. Довольно странное решение, не так ли? Чем его можно объяснить?
