– Вяжите, – сказал инкуб с явным неудовольствием. А потом подхватил на руки и понес прочь из проклятого логова.
Едва переступил порог, едва шагнул на крыльцо, в лицо ударил порыв ледяного ветра. Я задрожала и на несколько бесконечно долгих секунд пришла в себя. Протрезвела, чтобы осознать – все гораздо серьезней, чем думалось. Вокруг логова плотное кольцо оцепления, причем это не разномастная толпа – мужчины поголовно в камуфляже, с милицейскими щитами и дубинками. На подъездной дорожке замерли несколько зловещего вида машин. Где-то вдалеке слышался шум вертолетного винта.
Стало неудобно. Почти так же неудобно, как в тот момент, когда Глеб остановился перед толпой сотрудников ООО «С.К.Р.» и заявил – у нас с Кристиной Анатольевной все серьезно. Вот… вот теперь все сообщество знает, насколько серьезно.
Мамочки… и как жить дальше?
Глава двенадцатая
Большую часть воскресенья я провела в постели. Сперва отсыпалась, потом просто лежала и думала о жизни. Все-таки странно она повернулась.
Всего две недели тому я знать не знала обо всех этих инкубах, вампирах, лиге тринадцати и прочих энергетических телах. И даже вообразить не могла, что моя скромная персона может спровоцировать свару с привлечением вертолетов и ОМОНа. Пусть ненастоящего, но все-таки.
О том, что кто-то захочет выкрасть с целью окольцевания и заточения в замке… ну это вообще за гранью фантазии. Про такое даже в любовных романах, кажется, не пишут.
Я вообще была убеждена, что никому никогда не понадоблюсь. Никому и никогда!
Это в двадцать кажется, будто весь мир у твоих ног – протяни руку и возьми. В тридцать иллюзий уже поменьше, особенно если у тебя нет никого, кроме мамы.
В тридцать начинаешь понимать – принц не приедет, а мечты… ну что-то, вероятно, еще сбудется, но большая их часть уже на свалке, под колесами трактора.
Еще, в особо острые моменты, начинаешь жалеть, что за все эти годы умудрилась не залететь от какого-нибудь придурка. Почему придурка? Да потому что все бывшие – придурки, и это не обсуждается. (О том, что не все придурки бывшие, тактично промолчим.)
В тридцать все сложней. В тридцать вера в светлое будущее уже не повод. В тридцать нужен другой, жесткий мотив.
Именно об этом размышляла я, сидя на лавочке с бутылкой теплого «брюта». Вальтез назвал то мое состояние близким к депрессии, он был прав.
Да, собачник был прав, а я – нет. Как же, черт возьми, я ошибалась!
В жизни всегда есть место чуду, просто чем дальше, тем сложней в это чудо поверить. А уж побороться за него… Ведь я могла отказаться, отступить, причем дважды. Тогда, на лавочке, и позже, когда выяснилось, что зеленоглазый демон меня забыл.
Спасибо тебе, небо, за то, что в каждой женщине есть не только изюминка, но и маленькая дуринка! Если б не дуринка, я бы вряд ли решилась на эту авантюру.
Из раздумий вырвал Глеб. Он подкрался незаметно, как тот самый зверек из семейства псовых.
– Проснулась? – прошептал инкуб.
Я глаза не открыла, но и улыбки сдержать не смогла.
– Проснулась, но притворяешься, – заключил шеф и принялся стягивать одеяло.
Мой протест был нагло проигнорирован, а попытка это самое одеяло отобрать банально провалилась.
– Розочка, у тебя совесть есть?
К сожалению, да. Но афишировать эту информацию не намерена.
– Кри-ис… Кри-ис… – не сдавался Глеб.
Одеяло было отброшено, теперь ничто не мешало инкубу выводить замысловатые узоры на моей коже. Пальцы мужчины, одна мысль о котором заставляет сердце биться стократ чаще, становились горячей с каждым мгновеньем.
– Кри-ис… обед стынет.
Очень противоречивое заявление, если вспомнить, чем питаются инкубы. Не знаю, как еда, а лично я подогреваюсь, причем конкретно.
Шеф резко убрал руку, сказал другим, почти строгим голосом:
– Розочка, ну елки-палки! Я что, зря два часа на кухне возился?
Я поперхнулась вздохом.
Что? Значит, маты и звон посуды, доносившиеся снизу, не почудились? Глеб готовил? Сам?!
От неожиданности распахнула глаза и тут же поймала нарочито суровый взгляд.
– И по какому поводу? – спросила я тихо.
– А нам нужен повод? – вскинув бровь, парировал Глеб.
Черт! Вот почему после этих слов меня охватило ощущение близкого капеца, а?
– Обедать, – скомандовал инкуб. Уголки его губ дрогнули.
Чувство тревоги усилилось, но перечить Глебу не стала. Послушно натянула халатик – один из тех, что через интернет-магазин купила, вложила ладошку в его ладонь и безропотно потопала туда, откуда… тянуло гарью.
Желудок боязливо сжался, попытался убедить, что он не голоден, но кто его спрашивает-то?
Мы спустились по лестнице, миновали просторную гостиную и очутились на кухне. На столе красовались две сервированные тарелки, вазочка с каким-то салатом, бокалы и ведерко, в котором охлаждалась бутылка шампанского. Этикетку я не видела, но готова спорить на деньги, что в ведерке «брют» – Глеб очень быстро просек мою любовь к этому напитку. Просек и запомнил!
Зеленоглазый галантно подвел к столу, не менее галантно отодвинул стул. Я присела на самый краешек, как птичка на жердочку. Просто то, что лежало на тарелке… Мама дорогая! Что он делал с этим мясом?!
Я попыталась спрятать ужас за припущенными ресницами и одновременно закусила щеку, чтобы не захохотать. Черт возьми, от таких обедов не отказываются!
Глеб был одет в те же черные джинсы и футболку, а еще… еще он сиял, как стоваттная лампочка.
– Шампанского? – вопросил инкуб.
Я, разумеется, кивнула.
Когда пенный напиток заполнил бокалы, шеф предложил тост:
– За нас!
И улыбнулся так, что… в общем, я сразу поняла: мясо с угольной коркой – не самое страшное из зол. Меня ждет что-то еще, что-то глобальное.
Легкий перезвон бокалов. Глоток. Ничего.
Глеб вооружился столовыми приборами и принялся за мясо. Кстати, декор в виде располовиненной помидорки-черри и пары листьев салата впечатлил не меньше, чем главное блюдо. Собственно, именно с черри я и начала.
– Хм… – протянул Глеб. – Кажется, подгорело.
Кажется? Он издевается, да?
– А вообще, я же… ну, я в первый раз, – продолжал зеленоглазый. – Мне простительно, правда?
Пришлось мысленно вздохнуть и отрезать кусочек кулинарного шедевра.
– Вкусно, – соврала я. – Совсем чуточку пережарил.
Глеб снова взялся за бокал, но чокались уже без тоста. Потом еще раз и еще.
