– Начну с того, что наша фирма живет по своим законам, – сказала Ирина. – Генеральный помешан на теории успешного бизнеса. Открыл «Школу Лобова» и читает лекции по превращению дебилов в деловых людей. Дебилы – это, как вы догадываетесь, мы с вами, а деловых людей в фирме не так много. Собственно говоря, он один. – Сказав это, Ирина окинула взглядом Леру. – Шокированы?
– Не-е-ет, – протянула та.
– Я говорю начистоту, чтобы подготовить вас к собеседованию. Итак, фирма живет по своим законам, которые нельзя назвать цивилизованными.
– Здорово.
– Итак?
– Прошу, продолжайте…
– Вернемся к «Школе Лобова». Каждый сотрудник обязан вести ежедневник. В него записывают данные о погоде, атмосферном давлении, настроении…
– Настроении? – Лера озадаченно хмыкнула.
– Какое у вас настроение, самочувствие, – подтвердила Ирина. – А главное, ваши планы и результаты их выполнения.
– Забавно, – улыбнулась Лера. – Ведь я претендую на должность помощника руководителя. Планы – это скорее для коммерсантов.
– Зря смеетесь. Заполнение ежедневников носит культовый характер для всех работников без исключения. Наш «высший разум» не терпит формализма. Записи регулярно проверяются.
– Рита Сцейпек тоже его вела?
– Безусловно.
– Хорошо. Что потом?
– Каждый сотрудник сдает экзамен…
– В конце года? – Такое предположение казалось Лере вполне логичным.
– Ежемесячно.
Брови Леры взлетели на предельную высоту. Галеева продолжала:
– Уровень знаний оценивается в баллах или, как у нас говорят, в «лбах» по пятибалльной системе. Словом, если собеседование с Лобовым пройдет успешно, вы пойдете к нему на вводную беседу. Обязательно захватите с собой ежедневник и конспектируйте его изречения.
– Вводная беседа? – Лера удивилась еще больше. – Сначала собеседование, а потом беседа?
– Только в том случае, если вас примут на работу, – уточнила Ирина. – Одним словом, будьте готовы к необычному общению. Лобов не имеет специального образования, но он – большой оригинал. Помимо работы, его интересует только футбол.
Сказав это, Галеева придвинула к Лере ежедневник:
– Это вам.
В кабинет без стука вошел высокий седой мужчина. Приблизившись, он молча уставился на Леру.
– Леонид Нилович Лобов, – представила его Галеева.
– Казанцева Валерия Николаевна, – сказала Лера.
Лобов продолжал смотреть на нее в упор.
– Работаете в юридической конторе? – спросил он.
– Да. – Лера поежилась.
– Долго?
– Три года, – ответила она.
– Зачем пришли сюда? Что хотите найти?
– То же, что и все: работу и деньги.
– Значит, деньги. Это хорошо… Думаете, сможете их отработать после стольких лет спячки у Шостока?
К такому нападению Лера была не готова.
– Полагаю, не сразу… – она вдруг ощутила прилив смелости. – Для успеха необходим опыт. Но я готова учиться у вас сколько потребуется. – Лера воспользовалась подсказкой Ирины и для убедительности открыла новенький ежедневник. – Такая возможность неоценима… – и в тот же момент она поняла, что отчаянно переигрывает.
Лобов отреагировал жестко:
– Не кривляйтесь! Этого я не люблю.
– Да нет же… Я буду стараться, – сказала Лера.
– Стараются все, – отрубил он. – Но не у всех получается.
Лобов вышел так же бесцеремонно, как и вошел.
– Кажется, это отказ, – улыбнулась Лера.
Ирина Галеева придерживалась того же мнения, однако ограничилась неопределенным замечанием:
– Поживем – увидим.
Глава 18
Черный хлеб на больничной тумбочке
После собрания Кравченко вызвал Машу в свой кабинет:
– Зайди-ка…
Филиция Павловна замерла, потом плавно переместилась к выходу, всем своим видом показывая, что собирается покинуть приемную.
Маша зашла в кабинет, шеф закрыл за ней дверь:
– За тобой остался должок… – Он достал конверт с деньгами, провел им по Машиным губам, шее, груди, затем опустил в вырез кофточки.
Маша сняла туфли и уже собралась опуститься перед ним на колени.
– Подожди… – он прошел к двери и резко ее открыл.
Лишившись опоры, на него тяжело рухнула Филиция Павловна. Сдержав натиск, он схватил ее за грудки и несколько раз тряхнул:
– Тебе чего, старая тварь? – Кравченко потащил ее через всю приемную к выходу.
– Я по делу! – Филиция Павловна перебирала ногами, приноравливаясь к широкому шагу генерального директора.
– Пшшшла! – Он выкинул ее в коридор.
Маша тем временем успела спрятать конверт в свою сумочку.
– Идем… – Кравченко обнял ее за талию.
– До шести мне нужно успеть в банк.
– Успеешь, – сказал он, и они прошли в кабинет.
* * *
Двадцатого числа каждого месяца Маша ходила в банк. Она умела копить деньги и знала свой долг. Что бы ни случилось, в этот день каждый месяц Маша посылала матери пятьсот долларов.
В маленьком поселке, где жила ее мать, эта сумма считалась астрономической. Соседки судачили, строили предположения, откуда у дочери Сани Волковой такие деньжищи, но дальше предположений дело не шло, и ей просто завидовали.
Сверх пенсии инвалида второй группы Волкова тратила две тысячи на квартплату и электроэнергию. Остальные откладывала для дочери. Та догадывалась, но продолжала аккуратно высылать деньги.
После разговора с Мариной Львовной у Маши остался неприятный осадок. Она вспомнила свою мать и стала мечтать об их предстоящей встрече. Уж тут будут и слезы, и поцелуи, но никак не холодное «еще встретимся».
Когда умер Машин отец, ей было шесть, маме – почти сорок. В одночасье они стали сиротами. Упав в строительный котлован, отец сломал себе шею. Малолетняя Маша не разбиралась в вопросах жизни и смерти, но уже выучила слова: «умер» и «никогда».
Она стала панически бояться за мать и, когда та уходила на работу, садилась на подоконник и терпеливо ждала ее возвращения. Маша могла просидеть так целый день. Засыпала, просыпалась и снова смотрела на угол дома, из-за которого обычно появлялась мама. Знала, что с ней будет, если та когда-нибудь не появится. Близких родственников у них не было. Оставался только детдом.
К счастью, этого не случилось. Мама хоть и болела, но старалась держаться. Денег им хронически не хватало, и когда Маша пошла в школу, платье, фартук и даже пальто ей сшила сама мама.
