– Логично, – согласился Губанов. – Есть ответ на вопрос: «Кто?» Вопрос: «Для чего?» – пока без ответа.
– Ковровое покрытие сняли за день до смерти Филиции Павловны. Как раз тогда она занялась шантажом.
– Следуя вашим рассуждениям, Кондрюкова шантажировала убийцу куском ковролина?
– Выходит, что так, – Лера поднялась с пола и села рядом с Губановым. – А поскольку ковролин из кабинета Кравченко, значит, она шантажировала его.
– Предположим, все так и было. Но только вот ведь какая штука… – Он помолчал, по-видимому собираясь с мыслями. – Для того чтобы ковролин стал уликой, он должен нести какую-то информацию.
– Может, был поврежден или… испачкан?
Губанов продолжил мысль:
– Логично предположить, что вымазать ковролин можно не только ногами, но я думаю, что именно так и случилось: грязные подошвы.
– Я знаю! – вскрикнула Лера. – Они были в краске!
– В краске?
– В голубой краске с седьмого этажа! Филиция Павловна видела ее и тоже испачкала туфли. Только Кравченко мог оставить след под столом, и только комендантша могла расшифровать, что это значит.
– А это значит, – продолжил Губанов, – что сумочку Риты Сцейпек подкинул Игорь Петрович, и Филиция Павловна поняла это раньше других.
– И потому умерла.
– Кравченко ее утопил… – Не закончив фразы, Дмитрий услышал, как Лера заплакала.
– Это он запер дверь… – прошептала она. – Нас никогда не найдут… Какая же я дура, что сюда пошла.
– Ну-ну… Не корите себя. Вы не дура. Вы – любопытная Варвара. – Дмитрий обнял ее. – Любопытство… Кравченко просто сыграл на нем.
* * *
Машино утро началось с пробки на Ленинградском шоссе. Из области в центр тянулся нескончаемый поток машин.
К «Пресне Палас» она подъехала ровно в десять. Свободных парковок не было, и ей пришлось объезжать дворы. Найдя подходящее место, Маша заметила заснеженный автомобиль. По номеру определила, что он Лерин. По толстому слою снега – что он простоял здесь всю ночь.
Маша вынула телефон, набрала Лерин номер.
«Вне зоны…» – нажав на отбой, она немедленно позвонила Барсуковой.
Надю встревожил ее звонок, она и сама пыталась дозвониться до Леры, но безуспешно. Теперь она бежала по коридору в «Домовой».
В приемной Лобова разговаривали две женщины, одна из них была Галеева.
– Второй день работает, и такая безответственность.
– А ведь показалась серьезной девушкой.
– Не появлялась? – Надя указала глазами на Лерин стол.
– Нет. И даже не позвонила, – сказала Галеева.
– В соседнем дворе всю ночь простояла ее машина.
– Может быть, она выпила и уехала на такси? – предположила Ирина.
Надя резко ее оборвала:
– С Лерой что-то случилось!
* * *
У закрытой двери дирекции бизнес-центра слонялись рабочие.
Олег Иванович сидел на корточках и смотрел в конец коридора, откуда к нему приближалась группа мужчин, среди которых были охранники и следователь прокуратуры Васин. Подойдя, Васин дернул дверную ручку.
– Никого? – спросил он у Олега Ивановича.
– Пока никого, – ответил тот.
Следователь посмотрел на часы:
– Одиннадцатый час.
Олег Иванович встал и пожал плечами:
– Ждем…
– Губанов не заходил? – спросил у него охранник.
– Не знаю.
– В подземном гараже я видел его машину, – сказал Васин.
– Чью машину? – В разговор вклинилась подоспевшая Маша. Она открыла дверь.
– Машину Губанова, – пояснил Васин.
– Нам нужно поговорить, – сказала ему Маша.
– Вот так сразу?
– Пропала Лера Казанцева. Ее машина осталась на ночь в соседнем дворе, а сегодня она не вышла на работу. Мобильник – вне зоны, дома она не ночевала.
– Откуда вы знаете, что дома не ночевала? Проверяли?
– Звонила вечером на домашний. Она не брала трубку. Я уверена, с ней случилась беда.
– Так-таки и беда… Может быть, загуляла?
Маша вспыхнула:
– Говорю вам, с ней что-то случилось.
Васин рассеянно обвел глазами приемную, достал телефон и набрал номер Губанова:
– Все утро звоню. Телефон отключен. Что бы это могло значить? – Он повернулся к охраннику: – Видеонаблюдение восстановлено? Что с сервером?
– Пока нет, – ответил тот. – Восстанавливают.
* * *
Из темноты слышался звук падающих капель. Из шестидесяти капель складывалась минута, из трех тысяч шестисот – один час.
Через восемьдесят шесть тысяч четыреста капель пройдет день, спустя шестьсот четыре тысячи восемьсот – неделя…
Их найдут через неделю или, может быть, через год. Кричи – не докричишься. Стучи – никто тебя не услышит. Надежды на спасение нет.
– Я не хочу умирать… – Лера попыталась выпрямиться, но, почувствовав боль в спине, без сил улеглась на пол.
– Не нужно об этом думать. – Повозившись в темноте, Губанов зажег спичку, заглянул в сигаретную пачку и, скомкав, отбросил ее в сторону. – Сигареты закончились.
– Что с нами будет… – прошептала Лера.
– Не стоит об этом.
– У меня нет сил…
– Хотите, я что-нибудь расскажу?
– Про сестру…
– Что? – не расслышал Губанов.
– Расскажите мне про сестру…
– Про Женьку? – Губанов тихо рассмеялся. – В детстве она постоянно портила мне кровь. Прилипчивая была, зараза. Я старше Женьки на шесть лет. Мать заставляла таскать ее за собой. Чуть что не по ней, коронная фраза: «Я все расскажу маме». А если родители наказывали меня, она тут же заступалась, плакала: «Не трогайте Димку». Добрая девчонка. И как только она нарвалась на этого Кузьмичева… Не повезло ей.
– Замуж за него вышла из-за денег?
– Я в душу ее не лез. Точно сказать не могу. Кузьмичев ей звонил, цветы присылал, подарки. Женьке тогда было двадцать четыре, она уже терапевтом работала в поликлинике. Кузьмичев к ней каждый день на прием записывался. Жаловался на одиночество, плакал. Ну, и выплакал. Первые годы они жили неплохо. Потом Кузьмичев начал борзеть. Любовницы пошли – одна за другой. Помотал Женьке нервы изрядно. Я говорил ей, брось его к черту. Не послушалась. Ребят жалко, племянников. Как подумаю, что никогда их не увижу… – Губанов вдруг замолчал, потом чуть слышно вздохнул. – Венька, племянник, насквозь больной. Астма. От матери ни на минуту не отлипал. Даже не представляю, как он там без нее.
