«Господи, что я делаю?!» — вопрошала Фрида, собираясь на крайне странное свидание.
Посреди недели. Посреди рабочего дня. На встречу с человеком, который ее разденет, выпорет и трахнет. С тем, о ком она не знает ничего вообще, кроме размеров его члена и умения виртуозно владеть флоггером. С тем, кто владеет ее мыслями, чувствами, ее волей уже несколько дней, который может приказать по телефону вставить или вынуть плаг, держать на весу вагинальные шарики, ласкать клитор… И она послушно выполняет все его приказы, как и вот этот — срочно прибыть на квартиру, чтобы быть выпоротой.
Но чем больше Фрида убеждала себя, что это ненормально, тем больше понимала, что хочет этого — и снова испытать кожей обжигающее прикосновение флоггера, и боль, и сумасшедшее наслаждение. И готова подчиняться тоже. Оказалось, что в этом есть своя прелесть.
По пути все же позвонила Линн:
— Я на квартиру к этому… Запиши адрес, если меня запорют, будете знать, где искать труп.
Линн почему-то довольно рассмеялась:
— Не запорют. Я рада, что ты решилась. Вперед, подруга, и не трусь. Будет больно, но приятно. Потом расскажешь.
Поддержка Линн немного успокоила. Дойдя по Седерманагатан до площади Греты Гарбо, она уже решила для себя, что ничего страшного, ведь существует стоп-слово. В глубине души Фрида прекрасно понимала, что произнесет его не раньше, чем ее ягодицы останутся без кожи вообще, не в ее характере жаловаться на боль, даже сильную. К тому же болевой порог у нее и впрямь на зависть.
Никакой угрозы ни дом, ни подъезд или лестница не представляли. Обычный стокгольмский дом. И дверь в квартиру обычная.
Она действительно открыта…
Из глубины квартиры раздался голос Х:
— Фрида? Проходи.
Он появился в прихожей, к разочарованию Фриды, в маске. Одет в джинсы, с голым торсом и явно только что после душа, потому что волосы влажные. Квадратики брюшного пресса, мышцы, перекатывающиеся буграми при каждом движении…
Фрида замерла, не зная, что делать дальше. Х просто поднял ее лицо за подбородок и властно поцеловал, но не успела она откликнуться, как поцелуй закончился.
— Ты потренировалась держать вагинальные шарики?
— Да.
— Получается?
— Не очень.
— Проверим. Сними с себя все.
— Совсем?
— У тебя плохо со слухом? Я приказал раздеться. И вообще, переступив порог этой квартиры, ты сразу идешь в ванную и раздеваешься. У тебя нет права без моего специального разрешения носить одежду в этом доме.
Ясно?
Она бросила взгляд на входную дверь, которая едва ли была закрыта. Он понял, усмехнулся:
— Даже если я прикажу сделать это посреди Слюссена, ты выполнишь. Раздевайся, и поскорей, если не хочешь заработать еще десяток штрафных очков. Ванная справа, потом придешь в комнату. Поспеши.
Сказал и удалился.
В ванной чисто и красиво, но разглядывать некогда, Фрида быстро разделась и осторожно вышла в коридор.
— Иди сюда…
Х ждал в комнате.
Голая, а он одет, хотя только в джинсы, с обнаженным потрясающим торсом. Причем на ней не было маски, а он в маске. Так нечестно. Хотела сказать, но поняла, что вызовет гнев, и промолчала.
— Молодец. Ты же хороша собой и знаешь об этом. Грудь… талия… бедра… но больше всего мне нравится то, что сзади. Обувайся.
Кивнув на туфли на здоровенной платформе и сумасшедших каблуках (ходить в таких она точно была неспособна), Х удалился, видно, на кухню. Было слышно, как он открыл холодильник и выложил в стакан лед. Это еще зачем?
Оказалось, для нее. Подойдя почти вплотную, Х взял два кусочка и вдруг приложил к соскам, которые немедленно вздыбились.
— Прекрасно. И вот так… — Еще один кусочек скользнул по животу до самого паха. Фрида с трудом сдержалась, чтобы не взвизгнуть. — Руки, — заметив ее невольное защитное движение, скомандовал Х.
Запястья охватили наручники.
— Непривычно? Теперь вставай лицом к столу. Наклонись, локти на стол, ноги на ширину плеч, чуть ниже… Вот так… И лед пока пристроим вот тут… — Небольшие льдинки оказались прямо под сосками. — Ты должна удерживать их, пока совсем не растают. Я буду наблюдать. И еще вот это, — он поставил стакан с остальным льдом ей чуть подальше копчика. — Уронишь, накажу, и сильно.
Она хотела спросить, как долго стоять, но не рискнула. Х понял сам, рассмеялся:
— Молодец, даже не спрашиваешь, как долго стоять. Пока стой. Я полюбуюсь…
Фрида понимала, что он сидит и разглядывает ее, но сосредоточилась на том, чтобы не уронить стакан и не упустить лед под грудью, а значит, не пошевелиться. Странное свидание, что и говорить… Что она тут делает, почему подчиняется нелепым, сумасшедшим приказам совершенно незнакомого человека в незнакомой квартире? Почему слепо ему доверяет?
Терзая себя разными возмущенными вопросами, Фрида тем не менее стояла и терпела все — отсутствие одежды на своем теле, кошмарную позу, стакан со льдом на копчике, его откровенное разглядывание. Терпела и ждала. Чего? Того, чтобы ее выпороли. Удивительно, но ненормальность ситуации ее вовсе не шокировала, напротив, хотелось справиться, угодить этому странному человеку, выполнить его приказ и… получить порцию плетки за это.
Сколько прошло времени, не знала. Льдинки под горячими от возбуждения сосками быстро растаяли, и стало чуть легче, теперь все сосредоточилось на стакане. Но это оказались не все испытания. Х подошел к Фриде, достал пару кусочков льда из стакана и принялся водить ими по ее телу, сначала по груди, по бокам, животу, потом ягодицам… Потребовались большие усилия, чтобы не дернуться и не уронить стакан.
— Молодец. Ты заслужила порку и трах. Сначала первое, чтобы второе было приятней.
— За что?
— Наказание хотя бы за то, что спрашиваешь. Кроме того, у тебя накопились штрафные очки. Если ты издашь хоть звук, я заткну рот кляпом, и наказание будет жестче. Поняла? Твое стоп-слово?
— Баста, — почему-то сказала Фрида.
Х рассмеялся:
— Я запомнил.
Последовали довольно ощутимые удары рукой, потом он явно взял в руки флоггер, потому что по ягодицам снова словно разлился жидкий огонь. Это было очень больно в момент соприкосновения хвостов плетки с кожей, но как только кончики плетки отстранялись, легчало, однако тут же следовал обжигающий удар с другой стороны. И ожидание следующего удара напрягало все сильней.
Немного погодя ее кожа горела пламенем. Заметив, что она кусает губы, чтобы не закричать, Х сунул ей в рот кляп, хотя застегивать не стал:
— Если будешь не в состоянии терпеть — выплюнешь.
Она терпела. На ее ягодицах и внешней поверхности бедер не осталось клеточки кожи, которая не полыхала бы пламенем, все было на грани переносимого.
